В тот раз мы тоже встретились в кафе «Кармен». Я намного опоздал, так как задержался на непомерно затянувшемся совещании режиссеров. Эти совещания, проводимые Дюси Чонтошем, надолго останутся в моей памяти. Совещания подробно протоколировались. Ни одной реплики не могло остаться без досконального разбора и «уточнения». И когда мы уже во всем соглашались с ним, он все равно продолжал спорить и доказывать, уже самому себе. Порой мы, вконец выдохшись, прыскали со смеху. В ту пору самой злободневной темой дискуссий считалась борьба против схематизма. Дюси неутомимо выявлял идейные корни схематизма. Художественных фильмов студия не выпускала. Дюси придерживался той точки зрения, что предварительно нужно принципиально разобраться во всем. Совещание закончилось тем, что старик Боронкаи, прикорнувший в углу, вдруг очнулся и страдальческим голосом воскликнул:
— За что так мучают людей?
Разразился оглушительный хохот; продолжать совещание стало совершенно невозможно. Чонтош, единственный из всех собравшихся сохранивший степенность и серьезность, укоризненно обвел нас строгим взглядом.
— В самое ближайшее время продолжим с того, на чем остановились. Прошу отнестись к обсуждению с большей ответственностью. На повестке дня стоят принципиальные вопросы первостепенной важности.
К моему приходу в кафе Геза успел уже хватить коньяку. Внешне было незаметно, что он изрядно выпил, но вид у него был крайне удрученный.
Мы говорили о всяких пустяках. (В то время по обоюдному согласию мы не касались в разговорах ни политики, ни проблем искусства.) Вдруг ни с того ни с сего он спросил меня:
— Ты какую веру исповедовал?
— Католическую, — ответил я, оторопев.
— Ты знаком с учением о предестинации?
— Да как тебе сказать… — замялся я. — Более или менее.
— Знаешь ли ты, что это самое изуверское вероучение? Предначертание судьбы. Твоя судьба предопределена заранее. Но быть фаталистом тебе тоже не дано. Ибо наряду с тем предписано бороться со злым роком. Вот ведь чертовщина! Не правда ли?.. В школе я поспорил с нашим учителем закона божьего. Он назвал меня атеистом. — Геза горько усмехнулся. — А в то время я даже не знал значения этого слова!
Геза умолк. Разглядывая танцующих, он забарабанил нервными длинными пальцами по столу в такт музыке. У него были красивые руки. Следя за его пальцами, я прислушивался к выстукиваемому ритму и лишь смутно догадывался, что он хочет этим сказать.
— Должно быть, надо мной смеются? — неожиданно спросил он.
Я ответил что-то невнятное. Но его, видимо, и не интересовало, что именно я промямлил.
— Отчего так происходит? Какая-то женщина въедается в поры твоего тела, в саму кровь, как ржа в железо. Счищаешь пятна, трешь себя до самых костей, чтоб избавиться от налета ржавчины. Честь, трезвый рассудок, человеческое достоинство начисто сходят с тебя, бесследно исчезают… а вот ржавые пятна все равно остаются… — Геза немного помолчал. — Неужели в любви все предопределено роком? — И посмотрел на меня глазами с красными прожилками.
— Я не верю в это. Независимость личности начинается с того, что свои инстинкты, эмоции…
Нетерпеливо отмахнувшись, Геза прервал меня:
— Личность! Независимость личности! — Словно я употребил не его собственное любимое выражение, а что-то чуждое ему, с такой презрительной гримасой он передразнил меня. Лихорадочно и, как мне показалось, убеждая самого себя, он пустился в рассуждения. — Имея дело с дробями, мы приводим их прежде всего к общему знаменателю? Или к частному? А, не все ли равно! В математике я не особенно силен. Почему в отношениях между женщиной и мужчиной таким общим знаменателем служит постель? Женщина… Вроде бы и сам знаешь, что подлая тварь. И ты ей это без конца твердишь, пытаешься доказать. И в сущности, лишь для того, чтоб убедить самого себя в этом. Однако напрасные потуги. Твои отношения с ней определяет она сама и не успокоится до тех пор, пока окончательно не втянет тебя в омут… И несмотря на это, остается в полном соответствии с принципом относительности чистенькой, незамаранной. Разве не так?
В кафе гремел джаз. В клубившемся табачном дыму, неистово, судорожно подергиваясь, танцевали пары. Геза неожиданно вскочил и ушел. Тщетно я звал его, пытаясь вернуть. В конце концов мне пришлось расплатиться за выпитые им пять стопок коньяку…
