— Видишь ли, в этом-то и заключена колоссальная ложь! — прервал мои мысли Геза. — Все эти рецензии — пустая болтовня. Эти непререкаемые истины с таким же успехом могли бы быть изречены со знаком минус. Если бы обстановка сложилась не в мою пользу, рецензенты обрушились бы на меня с нападками. Разве ты не чувствуешь в каждом моем мазке, в каждом штрихе судорожные потуги тщетных усилий?
Я знал, что стоило ему выпить, как он тут же пускался в рассуждения, впадая при этом в крайности как по отношению к другим, так и к себе самому, в хорошем или дурном смысле, смотря что подвернется ему под руку. И одержимый какой-нибудь навязчивой идеей, он смаковал ее, повторял во множестве вариантов, развивая до бесконечности. Мне показалось, что и на этот раз с ним происходит то же самое. А у меня сейчас не было ни сил, ни желания выслушивать все его сентенции и разглагольствования.
— Дома уже знают, что ты приедешь?
Мой вопрос огорошил Гезу, и с минуту он смотрел на меня так, словно я влепил ему пощечину. Лихорадочный блеск в его глазах внезапно угас, и он хрипловатым, потускневшим голосом ответил:
— Нет. — И, немного подумав, добавил: — Да это и неважно. Мать всегда меня ждет.
— Ты когда последний раз был дома?
— Весной.
Я уже начал жалеть, что так неуклюже отмахнулся от разговора, и попытался «поддержать» его.
— И мне не мешало бы съездить. Твой братец не в обиде на меня?
— Он каждый раз о тебе спрашивает.
— Наверно, говорит, что я побаиваюсь ехать. Мол, я лишь до тех пор осмеливался наведываться в деревню, пока велись теоретические споры о кооперировании, — сказал я, рассмеявшись. — Ведь я угадал, не правда ли? — Геза не ответил, он слушал меня безучастно. — А вообще как там у них?
— Да вроде налаживается понемногу.
— Вот закончу съемку, жди к себе в гости.
— Послушай! — Он снова заметно оживился. — Есть там председатель производственного кооператива. Молодой парень. Рабочий-металлист. Он всю деревню сагитировал вступить в кооператив, да так и остался там… а может, оставили. Мужики резонно заявили ему: уж коли ты считаешь, что кооператив такое благо, то и сам вступай в него. Мне он нравится, интересный парень, просто молодчина. — И, словно спохватившись, как бы его не уличили в чем-то постыдном, поспешил вернуться к прежнему насмешливо-колючему, циничному тону. — Вот тебе и подходящий сюжет для схематичного фильма. Такие в моде сейчас. Все необходимые атрибуты налицо: положительный герой — председатель кооператива, из рабочих-металлистов… Только придется придумать какой-нибудь более или менее правдоподобный конфликт, но не перебарщивая. И чтобы была непременно счастливая развязка. Ну, не мне учить тебя, старина. Кто-кто, а ты-то придумаешь. За тебя и не беспокоюсь! — сказал он, ехидно рассмеявшись.
Как ни странно, но я почувствовал облегчение, когда наш разговор снова вошел в привычное русло. Здесь меня не ждали никакие сюрпризы. И мне не нужно было напрягать мозг. Мы были как хорошо изучившие друг друга борцы, знающие все приемы, слабости партнера и даже то, как он будет защищаться в случае атаки: во всем доверится рефлексам. У нас была и застенчивая, полная целомудрия солидарность, удерживающая от того, чтобы воспользоваться оплошностью противника, если он оставит невзначай неприкрытым уязвимое место.
— А может, тебе не стоит ехать домой?
— Неужто ты отрешился от своих излюбленных тезисов? Ты же всегда проповедовал в своих выступлениях, что, мол, надо быть «ближе к жизни». Сколько раз я слышал твои сетования: «Товарищи, мы недостаточно знаем жизнь!..»
— Настоящая жизнь для тебя — здесь, в Пеште. На сборищах Фери Фодора и компании в модном кафе, в центре города, где за бутылкой джина вы скорбите о судьбе народа. Как и подобает «истинным» экзистенциалистам.
— Точно так же как для тебя, истинного сына рабочего класса, — в цитадели пролетариата, на Розовом холме.
— Я опасаюсь, как бы ты не утратил в деревне свой ядреный псевдонародный цинизм.
— Ничего, я восполню утрату твоим железобетонным конформизмом. Ведь надо же человеку расти.
Мне вдруг стало почему-то не по себе: просительный тон Гезы по телефону и слова, только что сказанные им с какой-то особой интонацией, ввели меня в заблуждение. Пожалуй, повлияла также непривычная, напоминающая домашнюю интимная обстановка эспрессо.