Колокол в колодце. Пьяный дождь - страница 186

Шрифт
Интервал

стр.

Стоявшие за кладбищем подводы уже двинулись по каменистой дороге к селу. С поля, подернутого мглистой дымкой, все еще доносится неумолчное гудение трактора. Заработали моторы автомашин; набрав скорость, машины устремляются вперед. Оставшиеся еще у могилы люди не спеша расходятся, покидают кладбище.

— Вы, надеюсь, заночуете? — спрашивает Шандор, подходя к нам.

— Нет. Сегодня же нам надо вернуться.

— Непременно сегодня?

— Да. У меня съемки.

Мы тоже молча двинулись. Впереди понуро бредет тетушка Балла. С одной стороны ее поддерживает Марта, с другой — жена Шандора. Они даже не поддерживают, а как бы бережно несут на руках худенькую старушку, словно играют в игру «аисты несут своего птенца». Дядюшка Балла, сгорбившись, шагает следом за нами, теперь у него уже не такая выправка, какая была, когда он стоял у могилы сына. Смерть сына тяжким бременем легла на плечи старика, пригнула его к земле.

— Кто затеял, — спрашиваю я у Шандора, — пение псалма?

— Не знаю. Насчет псалма никто не уговаривался. Мы выполнили волю Гезы. Даже священника не пригласили…

— Знаю. Но как же все-таки получилось?

Шандор пожимает плечами. Затуманенным взглядом смотрит на родителей.

— Больше всего жаль стариков… Мать убита горем, — говорит он. И немного погодя добавляет: — У могилы не принято ругаться. Вот мы и запели…

— Не все пели.

Ко мне подходит Габор Йенеи.

— Вы долго пробудете здесь?

— Сейчас уезжаем в Пешт.

— А мне так хотелось потолковать с тобой.

— Приходи к Шандору.

Он что-то невнятно бормочет, но потом уже громко добавляет:

— Тогда придется в другой раз. Когда еще-то приедешь? — И, не дожидаясь ответа, присоединяется к толпе идущих мимо людей.

— Вы что, не ладите с ним? — спрашиваю я у Шандора.

— Небось он тоже не пел, ведь правда?! — восклицает Шандор с горькой, почти едкой иронией в голосе.

Вот уже и село. Мы идем по главной улице. Главной ее здесь считают потому, что она замощена щебнем и проходит через все село. На ней расположены сельсовет, почта и церковь. Как быстро растет подросток, неизвестно когда успевший стать долговязым, так вытянулась и эта улица. Сколько здесь новых домов! В сторону гор вырос целый квартал. За минувшие пятнадцать лет я часто наведывался сюда: не проходило года, чтобы я хоть раз не погостил здесь денек-другой, а иногда приезжал и чаще. И не мог не обратить внимания на строящиеся дома. Наверняка видел их. Почему же сейчас они вдруг встали передо мной огромным массивом, как нечто доселе невиданное, и так преобразили в моих глазах облик всего села? Возможно, такое впечатление складывается в связи с тем, что ты навсегда прощаешься со всем этим и сознаешь: теперь ты уже здесь чужой!

Люди, идущие с кладбища, вытянувшись в длинную цепочку, разбиваются на группы и медленно рассеиваются, как дым очагов над домами в наступающих сумерках. Открываются, хлопают калитки: то в одну, то в другую заходит по нескольку человек. С противоположной стороны по главной улице гонят стадо. Хотя лето было засушливым и осень стоит сухая, коров все же выгоняют на выгоревшие луга. Понуро бредут они домой, из-под копыт поднимается пыль. Некоторые останавливаются и жалобно мычат, словно оплакивают что-то. А с поля по-прежнему доносится рокот трактора, он слышен даже здесь, в селе.

Дом Балла, добротный, опрятный, стоит посреди села. И в прежние времена он считался благоустроенным, вполне современным. Позже к фасаду, выходящему на улицу, пристроили еще одну просторную комнату, для Гезы, где бы он мог жить и работать, когда приезжал погостить домой.

Мы сидим в его комнате. Стены сплошь увешаны картинами Гезы: небольшие этюды, написанные здесь, в родных краях. Преимущественно пейзажи. Пологие склоны и подножие горы Надьхедеш, с белыми сочными пятнами винных погребов. Село на фоне синевато-бурого горного кряжа. Несколько акварелей. Они тоже выполнены в характерной для него манере: густые, смелые мазки, которые приобретают смысл не сами по себе, а в контрастном сочетании с другими мазками.

Внезапное волнение охватило меня. Я встал. В углу на мольберте я увидел неоконченное полотно: кладбище, сельское кладбище, и за ним высятся дома нового квартала. Даже в неоконченном виде картина поражала: казалось, это была исповедь отчаявшегося человека. Или мне только так представлялось? Сейчас, сию минуту? Под влиянием горестного напряжения последних часов? В трепетном волнении я снова и снова смотрю на полотно: старое кладбище, с перекосившимися надгробиями, осевшими могилами, а на заднем плане, как бы фон картины, — новые дома… Да, да! Это полотно — обобщение страстной полемики, оно выражает изумительное по красоте, до боли искреннее признание.


стр.

Похожие книги