— Если уж кто имеет право на тот колокол, так это наша крестьянская община. Пустошь наша, стало быть, и колодец с кладом наш. Только нам и должно все принадлежать. Никто другой на них посягать не смеет.
Все домочадцы горячо поддержали его.
— Да разве им вытащить колокол? Пусть потужатся, все равно ничего не выйдет, — изрек дед Шебештьен. — Колокол заколдованный, и никакая сила не достанет его со дна.
— Известное дело, заколдованный, да только чары не всегда будут действовать. Особливо ежели его не на веки вечные заколдовали. Да и какого черта вся вода ушла из омута как раз в нынешний год? Засухи-то вовсе не было!
Высказав эту только сейчас пришедшую в голову мысль, криворукий Балог счел, что его догадка отнюдь не беспочвенна, и еще больше расстроился. Хотя у деда Шебештьена были свои соображения насчет колдовских чар и исчезновения воды, но он на всякий случай, памятуя размолвку с Салоками, решил их не высказывать. У него не было ни малейшей охоты подыскивать себе сейчас новую родню. И он счел за лучшее перейти к следующей новости.
— Помещик Вардаи продает клин у Татарского вала. Но уступит его только тому, кто выложит ему всю сумму сразу, наличными.
— Подай-ка мне чистую рубаху, — велел криворукий Балог жене. — Схожу-ка я к старосте.
На гумне у Бенкё молотили и по ночам, при луне. Вот у кого уродилось столько хлеба, что работу приостановить он не мог ни на минуту, иначе рождество ему пришлось бы встречать на току. Сам Бенкё присматривал за работой на гумне и, как всегда, учил уму-разуму погонщиков, употребляя при этом выражения, отнюдь не подобающие наставнику молодежи. Староста ответил на приветствие Балога небрежным кивком, продолжая распекать батраков.
— Значит, пришел я затем, Шандор… — начал Балог несколько заискивающе, хотя его подмывало дать пинка под зад этому надутому индюку, который так цепко держал в своих руках жезл сельского старосты. — Небось слыхал новость насчет Харангошской пустоши?
— Чего там еще?
— Граф Ванштай собирается колокол вытащить. Уже отыскали место, где был колодец. А вроде бы нынче ночью примутся раскапывать.
— Только-то. А я думал, опять какой подвох против села.
— А разве нет? Разве это не подвох? Несправедливость-то какая! Надобно всем миром воспротивиться такому делу. У нашей крестьянской общины все права на колодец.
— Все равно они не найдут его среди болота.
— Как бы не так! Уже отыскали. Доподлинно знаю…
— Ну и что с того? Ну нашли, так ведь не вытащат колокол-то.
— Кто их знает? Может, как раз нынче кончается заклинание. Что тогда помешает им вытащить колокол? А? Еще помню, мой дед предрекал, что нынешним летом колдовство утратит свою силу. Так оно и выходит.
Криворукий Балог и сам слепо верил в то, о чем сейчас говорил. С той памятной ночи, когда ведьмы осрамили его, этот, в общем, несуеверный человек теперь любые россказни о колдовстве и призраках принимал на веру. Балог до того разозлился на Бенкё за равнодушие к столь важному сообщению о затее графа с колоколом, что в голосе его вдруг зазвучала нотка скрытой угрозы:
— А тот, кто правит нынче сельской общиной, за все будет в ответе. Любой наш мужик, знай он, что творится, сказал бы тебе те же слова.
— Ладно, вот управлюсь с хозяйством, так нынче же вечером разберусь и с этим делом, — заверил староста. — С Анти Хедеши поговорю.
— Раз уж нас надули с выгоном, надо ухо держать востро, чтоб колодцем баре не завладели.
— Надо бы выждать, чем дело с пастбищем закончится. Посуди сам, разве можем мы до той поры что-нибудь сделать?
— Пока будем выжидать, у нас из-под носа и колокол уведут. Может, потому граф и тянет волынку с пастбищем? Медлить с этим делом негоже. Нечего нам утра ждать! Вот мой сказ.
— Ладно, чего-нибудь придумаем.
Немалых усилий стоило старосте удержаться, чтобы не послать этого задиру ко всем чертям. Но ему не хотелось наживать себе лишнего врага: и без того завистников и недоброжелателей у него хоть отбавляй. Хотя и этот баламут тоже хорош: явился на ночь глядя, чтоб учить его, старосту! Бенкё по горло сыт историей с пастбищами и не на шутку опасался всяческих неприятностей. Чувствовало его сердце — добром это дело не кончится. В глубине души он уже раскаивался, что поддался настойчивым уговорам Хедеши. Да и докучливо было возиться теперь со всем этим, когда каждый вечер так дорог: благодарение господу, еще один день обошелся без дождя. Скорей, скорей с хозяйством бы управиться!
