Так-так, выходит, его хотят прибрать к рукам, вертеть им по-своему? А коли правду говорить, они действительно заранее условились, что нынешней весной он пойдет с артелью на земляные работы, а осенью, когда вернется, они справят свадьбу. Уговор, конечно, был. Однако почему он не может передумать? Вот взял да и передумал. Разве он не волен собой распоряжаться? Разве им плохо будет, когда он женится на Розке и станет хозяйствовать? Ведь все для их пользы. Он покоя не видит, ломает голову, как бы лучше все устроить. А чем ему платят за все старания!
— Уж конечно, не добром! — сказал себе под нос Пишта ожесточенно, будто Шебёки его по меньшей мере заступом огрели, потребовав, чтобы он утром непременно ушел с артелью.
На другом конце села протяжно запел ночной сторож:
Часы пробили девять вечера,
Ложитесь спать, коль делать нечего,
Молитвой оградив себя
От омута и от огня…
Чем чаще Пишта повторял про себя «уж конечно, не добром они мне платят», тем больше злился. Но вопреки этой злости шаг его почему-то замедлился и парень остановился. «А может, назад вернуться?» — мелькнула мысль. Пишта невольно огляделся, как путник, заплутавшийся в лесу. Куда он забрел? И тут вся кровь отхлынула от сердца, а ноги словно вросли в землю: он стоял перед домом Бенкё в том самом месте, где нынче утром… «Эх!» — с досадой вздохнул он и бегом, боясь, что его увидят и узнают в темноте, кинулся к своему дому.
Пробежав немного, Пишта решил повернуть назад. Кто ему запретит здесь ходить? Тут ему никто не указ. Захочет и будет околачиваться возле дома Бенкё. Сколько душе угодно, и днем, и ночью!
Последние недели Пишта всякий раз обходил эту улицу. Даже вечером, когда захаживал к Розке или возвращался от нее домой, шел окольным путем, через соседний проулок. Маришку он не встретил ни разу: не иначе ее всю зиму держали взаперти. А вот нынче утром у него было в этой стороне неотложное дело: он спешил к Шани Бадьо, так как его приятель тоже записался в артель землекопов… Давать кругаля он и не думал, пошел напрямки. И словно там, за воротами усадьбы Бенкё, знали, что он тут проходит, отворилась калитка. Вернее, она еще даже не успела отвориться, как Пишта услышал ее скрип и сразу же безошибочно догадался, почувствовал всем своим существом, что сейчас выйдет Маришка…
Проскочить мимо или круто повернуть назад было уже поздно. Да признаться, он и не хотел. Пишта чуть ли не столкнулся с Маришкой. Оторопев от неожиданности, оба они остановились и стояли так близко друг от друга, что Пишта отчетливо видел, как Маришка изменилась в лице. Сначала она сделалась белей полотна, потом ее залил яркий румянец. Она глядела на него широко раскрытыми от удивления глазами. Они блестели, и Пишта был уверен, что видел в них свое отражение. Казалось, что они, пораженные неожиданной встречей, под влиянием внезапного порыва вот-вот бросятся друг другу в объятия или в сильном смятении разбегутся в разные стороны. Но после минутного замешательства Пишта и Маришка овладели собой, и не случилось ни того ни другого.
Маришка поспешно посторонилась и, потупив взор, молча, не проронив ни слова, не сказав ни здравствуйте, ни прощайте, быстро прошла мимо. «Какой же она стала красавицей!» — подумал Пишта, унося в душе неизгладимое впечатление от этой встречи.
Вот и сейчас Пишта поймал себя на том, что он с отчаянием страсти рыщет по улицам села в надежде еще хоть раз увидеть ее. Он едва не задыхался от неистового бега. Может, он надеялся вытравить из памяти встречу с Маришкой, освободиться от постоянной мысли о ней, которая не покидала его с момента той встречи?
К Шани Пишта так и не зашел, совсем забыв, что он направлялся именно к нему.
Как же это он позабыл? Вспомнил Пишта о своем намерении только сейчас, стоя посреди улицы. Ну конечно же, ведь он хотел одолжить у Шани лямку для своей тачки.
Утром Пишта проснулся от непривычного шума. С улицы доносились громыхание, лязг железа, стук колес, скрип тележек. Мимо их дома тащилась целая вереница тачек и ручных тележек. Это уходили из села промысловики! «Ах, ведь нынче среда», — вспомнил Пишта и порывистым движением накинул на плечи кожух. Но тут же передумал, решил не выходить к калитке. Он вернулся в горницу, стал смотреть на улицу в окно.
