А тем временем в доме Мешко усатого стали понемногу собираться гости. Приглашенные разместились не в сенях, как обычно, а в горнице, как и требовало приличие при встрече почетного гостя. В горнице было прохладно, всю зиму ее не топили, потому никто из гостей не отважился снять кожух.
Степенные мужики сидели на скамьях и благоговейно молчали, словно в храме на богослужении. Подвешенная к балке коптилка весело потрескивала в чистом воздухе. Ее чад смешивался с затхлым запахом громоздившихся почти до самого потолка перин и подушек. Хозяйка дома с детьми приютилась в сенях. Тут же, в сенях, в уголок спряталась старшая дочь Юлишка со своим женихом Ферко Заной. Прижавшись друг к другу, они о чем-то беседовали. О чем именно, трудно сказать, но, уж наверно, не гость у них был на уме: Юлишка то и дело прыскала со смеху, точно ее щекотали.
Хозяин дома не мог усидеть на месте — то и дело выбегал во двор, возвращался и через минуту снова выбегал.
— Ну как там с Харангошской пустошью? — спросил чернявый Юхас у Хедеши.
— Я нынче утром справлялся, господин управляющий наотрез отказал. Даже слушать не хочет.
— А почему отказал? Что хоть он говорил?
— То же, что и тогда. Дескать, контракт заключили на пять лет. Срок кончился, и все тут.
— Однако же обещано было не на пять лет! Уговор дороже денег!
— Обещание — не документ. Вот что он твердит. Да еще божится, что, дескать, не помнит, чтобы кто-нибудь давал такое обещание. Дело в том, что господа обзавелись тягловым скотом и теперь могут сами управляться с пахотой. Так что нас можно послать ко всем чертям. Я ему твержу, мол, мы готовы приобрести угодье в собственность. А он наотрез: не продается. И еще я узнал, правда не от управляющего, а от его помощника, что, возможно, пустошь распашут…
В иное время подобная весть вызвала бы у мужиков взрыв негодования, теперь же они выслушали ее молча. Чего, мол, тратить время на пустые разговоры, вот-вот явится высокий гость, и тогда…
С улицы донесся стук колес и вскоре замер как раз против крыльца. Хозяин дома находился в этот момент на дворе. Все остальные сразу замолкли и только взволнованно покашливали, как бы прочищая горло перед провозглашением здравицы в честь долгожданного гостя.
Дверь распахнулась, и на пороге впереди усатого Мешко показались двое. Первым в горницу вошел статный, плечистый, внушительного вида богатырь, еще более могучего телосложения, чем Хедеши. Входя в низкую дверь, он пригнулся, чтобы не удариться головой о притолоку. На плечи его был наброшен длинный широкий плащ, в котором он казался еще выше ростом. Сопровождавший его коренастый мужичонка в кожухе рядом с ним был почти неприметен. Гость вошел в горницу с достоинством истинного властелина, однако обхождением и приветливостью быстро всех к себе расположил. Он пожал руку каждому из присутствующих. Все при этом встали, считая такое вежливое обхождение большой для себя честью.
— Пожалуйте сюда, господин Вешелени! — усердствовал хозяин дома.
— Не называйте меня господином. Все мы сограждане, равноправные сыны нашего дорогого отечества.
У него был звучный густой бас. От одного этого глубокого баса можно было расчувствоваться, не говоря уж о самих словах, которые он сказал.
Хозяйка дома, явно робея, проскользнула в комнату и, смущенная, торопливо принялась накрывать на стол.
— Уж вы, пожалуйста, не побрезгуйте нашим скромным угощением. Мы люди простые, чем богаты, тем и рады.
— Признаться, я уже нынче ужинал, — улыбнулся гость добродушно, — но этот тарантас решительно все из меня вытряс.
— Пожалуйста, кушайте на здоровье!
— Может, сначала палинки выпьем? — Мехико поставил на стол перед гостем красивую флягу с палинкой, другую предложил остальным — мол, угощайтесь!
— За процветание родины! — провозгласил тост молодой Вешелени и отпил из фляги большой глоток.
Коренастый мужичонка, тот, что привез гостя в тарантасе, тоже выпил, затем, раскланявшись, вышел. Чтобы побороть свое смущение, мужики пустили флягу по кругу во второй раз. К горлышку прикладывались, отворачиваясь в сторону ради приличия, как это обычно делают женщины. Все с умилением смотрели на приезжего, который приступил к еде.
