— Я что-то не поняла — он узнал что-нибудь или же нет? — произнесла в пространство Тереса.
— Узнал, и мы заставим его сказать, — заверила я ее.
— А он еще не сказал? — с облегчением произнесла мамуля.
— Еще нет, но скажет! Пусть попробует не сказать!
— Так что же вы узнали? — жадно спросил Михал.
Марек перестал издеваться над нами и принялся рассказывать:
— История очень романтическая… Много, много лет тому назад к костелу подъехала телега, запряженная четверкой загнанных коней. Была глубокая ночь, бушевала буря…
— К здешнему костелу подъехала? — уточнил Франек.
— К здешнему. Из костела вышел заранее предупрежденный ксендз и быстренько освятил груз, находящийся в телеге, после чего лошади умчались в ночь. На телеге прибыли двое. Одним из них был известный ксендзу местный житель Франтишек Влукневский, который за услугу, оказанную ксендзом, пожертвовал на костел двести золотых рублей. Если бы не вышеупомянутые двести рублей, ксендз не сделал бы записи в костельной книге, а мы не узнали бы всех этих подробностей. Во всяком случае, из записи можно сделать вывод: ксендзу пришлось действовать в спешке…
— Надо же! — изумленно воскликнула я, очень гордая собой. — Ведь точно такую же сцену я только что видела в своем воображении! Четверка лошадей и темная грозовая ночь! Прямо ясновидящая из меня…
И я вкратце описала то, что мне привиделось: драматическая сцена в поместье прапрабабушки, двое в спешке волокут сундук, третий подглядывает. Четверка лошадей, даже это совпало! И даже погоду отгадала — черная грозовая ночь.
— Наша ты фамильная Пифия! — издевательски протянула Люцина. — Посадить бы тебя на треножник да окурить фимиамом, глядишь, и остальное узнаем, не придется теперь всем головы ломать.
Тереса обиженно заметила:
— Выходит, она больше всех похожа на прабабушку, а мы так не в счет, хотя и прямые наследницы!
— А ты этого до сих пор не замечала? — удивилась Люцина. — Ясное дело, Иоанна — вылитая наша бабка. Такое же отношение к домашнему хозяйству. Насчет прабабки не скажу, а вот бабка — вылитая.
Михал Ольшевский прервал наши несвоевременные рассуждения о фамильных характерах. Его интересовал клад и только клад. Он по-научному подвел итоги услышанного, и получилось — только колодец. Замуровывать в полу или стене долго, да и свежая штукатурка выдаст. В земле закопать — тоже останутся следы. Колодец, только колодец! Во-первых, концы в воду. Во-вторых, опустить легко, а вот достать — совсем наоборот.
— Нельзя исключить и третьей возможности, — добавил молодой искусствовед. — Франтишек Влукневский мог заранее вырыть какую-нибудь большую яму, или использовать картофельную. А сверху быстренько набросать чего-нибудь.
Марек был шокирован:
— И это говорите вы, специалист по древним памятникам художественной культуры! Дипломированный искусствовед! Кому-кому, а уж вам бы следовало знать, что освященных предметов в землю не зарывали! И вы все тоже знайте это! Почему я и решил рассказать вам об освящении сундука у костела в темную грозовую ночь.
— Да сколько же раз можно говорить — только колодец! — нервничала мамуля. — Ия вообще не понимаю, чего вы еще ждете?
Вот так и принято было решение приступить к раскопкам следующего колодца. Заставив Франека поднапрячься и припомнить, когда именно засыпали колодцы на его участке, мы установили, что совсем напрасно раскапывали предыдущий. Прадедушка засыпал его в те времена, когда о сокрытии клада еще и речи не было. А вот второй колодец хронологически очень даже подходил.
Естественно, в первую очередь встал вопрос о мерах безопасности. Казик категорически заявил: если засыпят вырытую им яму, он, Казик, за себя не ручается! Или кинется в деревню бить морду всем, кого встретит, или… Чтобы уберечь сдона, Франек предложил провернуть работу за один раз, пусть даже пришлось бы вкалывать всю ночь. Мы скупили в близлежащих деревенских лавках весь наличный запас удлинителей и лампочек. Монтируя электроосвещение, Михал с Казиком несколько раз вызывали так называемое короткое замыкание, причем один раз удалось погрузить в полную темноту всю деревни?. Пришлось им пересмотреть концепцию иллюминации. Мамуля не расставалась с граблями. Все подступы к колодцу она посыпала серым песочком, аккуратно его разграбив и очень обижалась на нас, если мы легкомысленно оставляли на нем свои следы.
