Меня так изумили его откровения, что я едва не пропустил первый выпад. Голоса тут же стихли.
– Мне также известно, что искусству меча тебя учил Гаст, – сказал он, когда наши клинки вновь встретились. – Чему в свое время его обучил я. А обучить я его успел не всему. Да и ты сейчас не спишь. Твой дар смертелен, но только во сне.
В его глазах сверкнула издевка, но я лишь закусил губы и крепче сжал меч. Еще не хватало, чтобы я поддался на эти разговоры – итак в душе каша смешанных чувств. Меня даже не порадовало то обстоятельство, что Визониан не знал, что я уже умею управлять гипномагией, что я знал о владении мечом не только от Гаста… Визониан все равно оставался серьезным противником с такими же нешуточными намерениями. Колдун, между тем, наращивал темп, но я все еще успевал обороняться. А потом он провел видимо тот самый прием, которому Гаста не учил. Я отпрянул в последний момент, когда его клинок вычертил прямую вниз от левого плеча, и издал болезненный крик. Он все-таки достал меня. Возникло ощущение, что меня обожгли раскаленным железом. Впрочем, так оно и было. Меч Визониана теперь полыхал огнем, и колдун не преминул еще раз провести эту атаку. Стараясь не обращать внимания на рану и текущую кровь, я на этот раз отбил удар и вновь отпрянул назад, лихорадочно соображая, что делать. Он порядочно меня задел, и я подозревал, что на ногах долго не простою, если что-то срочно не предприму. Я снял сдерживающее заклятье с моего меча и вложил в удар всю свою силу. Мечи встретились друг с другом с каким-то странным глухим звуком, обдав нас фонтаном искр. Меч Визониана являлся колдовским клинком, и все же мой пробил его защиту. Лезвие моего противника укоротилось на две трети, лишившись свой огненной части.
– Всерубящий меч, – процедил Визониан сквозь зубы, а я понял по его взгляду, полному ненависти, что он пойдет даже на нарушение правил арены и использует магию.
Я не стал себя спрашивать, почему колдун так возненавидел меня, что даже готов умереть – лишь бы при этом и от меня избавиться. И провел удар, которому научился в Брингольде у Гарнаша. Маг огня пропустил его. Алая полоса расчертила его белое одеяние вдоль спины, и Визониан упал навзничь, захлебнувшись в крови. Я облизнул пересохшие губы и занес над ним клинок для последнего удара.
– Погоди, – прохрипел он на светлом наречии. – Прошу тебя!
– Что? – я склонился к нему. – Я вовсе не хочу, чтобы ты мучался.
– Я прошу исполнить мою последнюю просьбу. Поклянись, что сделаешь это.
– Сначала скажи, что ты от меня хочешь.
– Поклянись прежде!
– Нет.
– Это тайна. Поклянись, что передашь… Иначе ты не узнаешь ее.
– Ну и забирай с собой в могилу. Мне нет до нее дела.
Визониан посмотрел на меня. Взор его уже начал тускнеть.
– Хорошо, – вымолвил он тихо. – Решай сам. Но я прошу передать это Гасту. Он здесь, на арене…
– Как?! Он здесь?!.. – его слова меня ошарашили. – Как ты посмел привести его сюда?! Как ты посмел… что… я убил тебя – его учителя и наставника – у него на глазах?!
– Прошу… Слушай же! Гаст мой лучший ученик, а еще… он сын Лайтфела, – Визониан сомкнул веки.
– Что?! – заорал я.
– Не вопи, я еще не умер, – веки Визониана дрогнули, он бросил на меня последний угасающий взгляд и прошептал. – Даже Лайтфел не знает. Он так любил свою супругу, что поставил под угрозу исчезновения свой род. Мы не могли этого допустить и с помощью одного зелья мы все же…
– Подсунули ему женщину.
– Да, а он ничего не помнил… Передай… Я последний, кто знал это.
– Погоди, но Гаст старше Авориэн!
– Да. Супруга Лайтфела больше десяти лет не могла произвести на свет дитя, где-то в середине этого срока мы и…
Лицо Визониана исказилось от приступа боли, он захрипел, а тело его вздрогнуло в последний раз. Я, прижимая руку к ране, задыхаясь, стал оглядывать темные ряды, пытаясь найти Гаста. Но он сам себя выдал. Благоразумие оставило его, когда Визониан сделал последний вздох. С горестным криком он вскочил и бросился к своему учителю, но его схватили, повалили на землю у самых моих ног, и клинок Ретча лег ему на шею.
– Ты ранен, – Бэйзел тронул меня за плечо и посмотрел на Гаста, лежащего с закрытыми глазами, из которых скользнуло несколько слез. – Еще один?
