– Почему-то? Разве не после того, как ты поведал ему об Игниферосе?
– После того, – Гаст помрачнел и сел обратно. – Я виноват в смерти Визониана не меньше, чем ты… Не стоило мне ему об этом рассказывать.
– Виноват? А я-то надеялся, что его гибель зачтется мне как самооборона.
– Ты и в самом деле не мог отказаться от поединка?
– Не мог. Ты ведь видел, кто здесь заправляет, что даже мой отец не смеет перечить ему. Кстати, а что бы… нет, это дурацкий вопрос.
– Ты хочешь узнать, как бы я поступил, если бы он захотел убить тебя?
– Захотел? Он едва это не совершил.
– А разве я что-то мог сделать? Ты и сам подчинился правилам. Но, если честно… я не ждал другого исхода поединка… И я пошел за Визонианом, уговаривая его одуматься.
На это у меня не нашлось, что сказать. Гаст в раздумье смотрел на меня.
– Ты уладил свои дела?
– Не успел.
– А узнал, кто главный заговорщик?
– Ты еще не понял?
– Неужели сам Ментепер? Но… зачем? Ведь он и так главный и самый могущественный колдун.
– Он просто забавляется, Гаст. Просто забавляется. И его забавы злы и жестоки. Играет в шахматные партии живыми фигурками… Черные пешки, белые пешки…
– Он безумен, если боль других доставляет ему наслаждение.
Я промолчал, потом глянул на веревки, связывающие Гаста. Накладывать веревки, защищенные колдовством, я тоже научился у Ретча и тоже без его ведома. Гаст размял на свободные руки.
– Позади тебя на полке бутылка с вином и бокалы, – указал я. – На левитирование у меня сил нет.
– Уверен, что не повредит тебе? – Гаст разлил вино и протянул мне кубок. – Не думаю, что твоя мать одобрила бы.
– После ее лекарства у меня такая горечь во рту, будто я выпил желчь.
– Знаешь – наверное, ты очень удивишься – она действительно очень любит тебя, но в то же время она боится. Очень боится.
Я едва не подавился вином.
– Ты ошибаешься. Если она испугалась, то испугалась за меня.
– Нет. Это страх совершенно иного рода. Ты в самом деле не заметил? Она никогда не наказывала тебя в детстве?
– Нет, это делали только мои учителя, даже отец никогда… – я смолк, потому что внутренним чутьем узнал о его приближении.
Не прошло и пары секунд, как он без стука зашел в комнату. Обнаружив, что Гаст, совершенно свободный, распивает со мной вино, он на миг опешил, но тут же вновь стал непроницаемым.
– Ты хотел поговорить со мной, – он присел рядом. – Не думаю, что стоит откладывать на завтра.
И бросил вопросительный взгляд в сторону Гаста.
– Он в курсе всего, – успокоил я отца.
– Всего? – Бэйзел криво усмехнулся. – Что ж… Послезавтра собирается Совет.
– Совет? – удивился я. – В честь чего? Из-за Ментепера?
– Из-за твоего возвращения. Если твой друг разболтает, я сам искрошу его в мелкие кусочки.
Мы, недоумевая, переглянулись с Гастом.
– Но об этом чуть позже. Завтра нас ждет Лайтфел. В особенности тебя.
– Меня?
– Кажется, ты стал виновником похищения его дочери. Лайтфел потрепал мне нервы, надо заметить, пока вы пропадали неизвестно где.
– Я только помог ей сбежать.
– Вот как? – Бэйзел взглянул на меня с легкой насмешкой. – Что произошло между вами?
– Ничего, – я нахмурился.
– Ничего? – он взял меня за подбородок. – Ты не спал с этой смазливой девчонкой? Глядя в твои лживые глаза, в это трудно поверить.
Гаст закашлялся от столь откровенного вопроса, и Бэйзел обернулся к нему.
– Скажи-ка, ради же пользы твоего приятеля, какие отношения были между ними?
– Даже если что-то и было, он вряд ли при этом присутствовал, – вставил я, избавив Гаста от ответа.
– Мерзавец, – почти ласково констатировал Бэйзел. – Лайтфел за это свернет тебе шею. А происшедшее с его советником еще больше усугубит наши отношения… Впрочем, последнее можно уладить. Итак, я слушаю, Тэрсел.
Бэйзел налил себе вина в кубок, и я посвятил его в заговор Дейры, Берда, Кейла, Балахира – мага из колдовского Совета и главного инициатора – Ментепера.
– Лайтфел, получив сведения от Берда и Кейла, обеспокоился. И настолько, что поручил Гасту переправиться в мир Игнифероса и просить у него помощи. Правда, после того, как Лайтфел узнал, что я и Гаст дружны, он послал с этой миссией других. Этих магов мы нагнали в одном из миров, и… я дал им слово, что разговоры о войне – это лишь способ спровоцировать светлую обитель и не более.
