— Я должен использовать шанс. Я должен идти в Нара. Дневник отца там. Я хочу узнать, что со мной случилось. Несколько дней моей жизни потеряны. Пустота. Этот Ботан сможет объяснить мне.
— У тебя теперь есть жемчужина, кимоно и мечи. Разве дневник твоего отца так важен?
Джек кивнул, решая, что пора уже довериться Ронину и Хане. Они доказали свою верность за прошедшие дни.
— Это нечто большее, чем дневник, — ответил он и начал объяснять истинную ценность путеводителя.
Когда Джек закончил, Ронин спросил:
— Так этот путеводитель незаменим… бесценен?
— Да, — ответил Джек. — Но только я могу читать его содержимое. И я поклялся отцу, что сохраню его. Мой долг найти его.
Ронин глубоко вздохнул и подбросил в огонь ветку.
— Я понимаю долг сына. Ты ответственен за выполнение последней воли отца, и я уважаю это.
Он тыкал в тлеющие угольки палкой.
— Ты не позволишь себе предать отца… как это сделал я, — Ронин, похоже, тоде уже не опасался Джека и Хану. Он начал бормотать под нос. — По моей вине тот монах вошел. По моей вине я не обыскал его на оружие. Моя вина, что я обманулся невинным видом. По моей вине отец сейчас…
Ронин замолчал и больше ничего не говорил. Он только смотрел на огонь, пламя отражалось в его глазах, налитых кровью сильнее, чем обычно. Он шмыгнул, слеза скатилась по его щеке.
— Ты в порядке? — мягко спросила Хана.
— Нормально, — огрызнулся Ронин, проведя тыльной стороной руки по лицу. — Просто дым в глаза попал, только и всего.
Втроем они сидели вокруг костра, тяжелая тишина нависла над ними.
— Значит, Нара! — сказала Хана, пытаясь поднять настроение. Она схватила свой боккен. — Ботан пусть побережется — самурай Хана идет за ним!
Ронин пригнулся как раз в тот момент, когда Хана вскинула меч в воздух.
— Положи на место! — прорычал он, ясно сожалея о том, что отдал ей боккен. — Я сказал тебе, что ты не самурай!
Только взгляд на сердитого Ронина, чьи руки дрожали, заставил Хану сделать то, что он просит.
— Ты мог бы научить меня использовать это, — тихо осмелилась сказать она.
Ронин взглянул на нее.
— Так какой путь до Нара самый короткий? — спросил Джек, надеясь развеять мрачное настроение Ронина переменой темы.
— Через долину Кизу, — ответил Ронин.
— Другого пути нет? — сказал Джек, чувствуя, как растет тревога. Они должны были повторить свой путь!
Ронин покачал головой.
— Идти по горам слишком долго, а через реку Кизу — и того дольше. Проще рискнуть.
— Я была в Нара раньше, — призналась Хана. — Туда можно дойти за день.
— Кстати, ты знаешь, где замок Тоудай-джи? — спросил Джек, показывая ей зеленый шелковый омамори.
Хана ухмыльнулась.
— Ты его не пропустишь. Это, должно быть, самое большое здание в мире!
Заметив, что руки Ронина все еще дрожат, Джек подвинулся на бревне.
— Придвинься ближе к огню, Ронин.
— Мне не холодно, — пробормотал он, пытаясь остановить дрожь. — Все будет хорошо, как только я выпью сакэ.
Хана, хмурясь, обеспокоено взглянула на Ронина.
— Скажи мне, поему тебе все время нужно пить?
— Чтобы забыть.
— Ты хочешь забыть… отца? — осмелилась спросить Хана.
— Это не твое дело! — огрызнулся Ронин.
Хана выглядела уязвленной возвращением резкости Ронина.
Ронин проворчал извинение.
— Иронично, да, Джек? Ты не можешь вспомнить, но хочешь. Я могу помнить, но не хочу!
С этим Ронин ушел и устроился на ночлег под деревом. Джек видел, что он дрожит из-за недостатка сакэ, или от холодной ночи, или от проблемного прошлого.
Джек и Хана сидели в тишине довольно долго, только ночь окружала их. И только треск дерева, что горело, и жужжание насекомых нарушало тишину. Их лица выхватывал огонь, когда Джек двигал угли палкой, и искры взмывали в ночное небо.
— Мне нравится, как танцует пламя, — пробормотала Хана мечтательно, глядя на огонь.
Джек смотрел на оранжевое сияние и потерялся в нем. На мгновение огонь занял все в поле его зрения. Совсем как тогда, когда горел Нитен Ичи Рю. Он думал, что видит лицо пламени — Казуки смеялся — и вспомнила его угрозу жизни Акико.
Он сжал палку, костяшки пальцев побелели от злости на самого себя. Как глупо было сообщить, что Акико выжила.