– Ты здесь! – охнула Гунхильда. – Что ты стоишь там в углу, я тебя совсем не вижу. Подойди. Что ты там жмешься, будто и правда тролль от солнца.
Нищенка сделала короткий шаг, но ближе не подошла. Пришлось Гунхильде сделать несколько шагов к ней, но нищенка попятилась и снова вжалась в угол.
– Надо говорить тише, вдруг кто-то снаружи услышит! – зашептала Гунхильда. – Не бойся, я же не буду тебя бить!
– Как знать, – шепнула нищенка, впервые открыв рот.
– Ты сама видела Олава конунга?
– Нет.
– Но ты же просила со мной увидеться. Ты что-то знаешь, что может быть важно для меня? Говори быстрее, нас обеих не похвалят, если застанут здесь. Я дам тебе бусину.
– Давай! – Нищенка привычным движением протянула узкую грязную ладошку.
– Успеешь! Я не буду здесь в темноте возиться развязывать ожерелье.
– Ты пока развязывай, а я скажу. Я знаю одних людей, они, может быть, будут возвращаться назад в Бьёрко.
– Кто-то сможет передать весть моему отцу? Это Бергрен?
– Не знаю. Может, он, а может, и нет. Но эти люди, может быть, увидят твоих родных. Если увидят, что они могут им сказать? Ты и твоя бабка живете здесь в плену или вы сами так захотели?
– Я не в плену, мы с Асфрид сами решили поехать к королеве Тюре, чтобы нас не взяли в плен!
– А в вашем доме уже эти люди? – Нищенка кивнула в ту сторону, где за стеной отхожего чулана располагался хозяйский дом.
– Да, они заняли Слиасторп, ведь его некому было защищать. Но потом ушли.
– И теперь конунг хочет взять тебя в жены, чтобы стать законным хозяином вашей усадьбы?
– Не конунг, а его старший сын.
– А ты хочешь вернуться к родным? Или выйти замуж?
– Я…
Гунхильда растерялась: впервые ее вот так прямо спросили, чего хочется ей самой. Тем более странно, что это сделала не фру Асфрид, не Горм, а нищая бродяжка! Если думать о себе, то было бы совсем неплохо стать женой Кнута и королевой Дании, но это замужество сильно помешало бы ее родичам, и она не имела права так поступить по собственной воле.
– Я хочу вернуться к отцу и брату, потому что они имеют право распоряжаться моей судьбой!
– Тогда жди. Может быть, те люди что-то передадут тебе.
– Через тебя?
– Может быть. За мной никто не смотрит, куда я иду собирать корки и селедочьи хвосты. Давай бусину.
– Тебе ее даст моя служанка. И спрячь получше, чтобы никто не увидел!
– Эта твоя служанка может знать все, что знаешь ты?
– Да, я ей доверяю. Ее зовут Богута, она вендка.
– Я скажу ей. С тобой трудно говорить, очень далеко.
– Хорошо, передай через нее.
И Гунхильда поспешно покинула это не слишком благоуханное место, шепнув Богуте, чтобы тайком передала нищенке какую-нибудь бусинку. Это было для побирушки настоящее сокровище: хлеба или рыбы в обмен на стеклянную бусину дадут столько, что она не сможет унести, даже вместе со своим отцом, а питаться этим они смогут целый месяц.
И вот Гунхильда снова сидела бок о бок с Ингер за прялкой, стараясь сохранять невозмутимый вид, но сердце ее отчаянно билось. Едва заметные намеки Бергрена, речи бродяжки – все это вместе означало, что Олав и Эймунд ищут способ связаться со своими женщинами и что-то сделать для их спасения. Пока Асфрид с внучкой в руках Горма, Инглингам трудно что-то предпринять. И если они узнают, что Асфрид и Гунхильда в Эбергорде, то именно сюда они и явятся с войском…
У Гунхильды упало сердце. Даже если ее отец придет сюда с целой сотней кораблей, Горм сумеет выторговать себе любые выгодные условия в обмен на возвращение матери и дочери Олава живыми и здоровыми. А если переговоры зайдут в тупик, сперва убьет их, а потом будет сражаться. Все это может принести ей скорее гибель, чем спасение. Одна надежда на то, что отец тоже все это хорошо понимает. Но что тогда?
Назавтра с утра была хорошая погода, совсем весенняя: светило солнце, освещая первую зелень лугов. Родичи Горма ехали верхом, хирдманы шли пешком, распевая песни – Харальд взял с собой не менее десятка человек, но не потому, что чего-то боялся. Почему бы не дать парням прогуляться в хорошую погоду? Кому хочешь надоест за зиму глотать дым очагов. Оба брата тоже присоединились к пению, девушки смеялись и болтали, и дорога до Гестахейма пролетела незаметно. По пути Гунхильда примечала, что Ингер особенно охотно смеется, когда глядит на Асгейра – молодого хирдмана из дружины Горма, и он тоже все поглядывает на нее. Понятное дело! Для молодых (да и не очень молодых) хирдманов хозяйская дочь, если она лицом получше троллихи, всегда – воплощение Фрейи, прекрасная и нарядная дева из сказаний. И очень многие из девушек, живя в одном доме с десятком-другим сильных отважных парней, рано или поздно находят одного, из-за кого сердце бьется чаще. Обычно из этого не выходит ничего хорошего – бабушка еще в детстве натвердила ей это, а тетка Одиндис порассказала немало историй, когда девушка, не устоявшая перед удалью хирдмана, потом осталась опозоренной и не смогла найти достойного мужа или была вынуждена бежать с ним из дома и навсегда оборвать связи с родом. Гунхильда, не желая себя потерять, никогда не приглядывалась к хирдманам отца и брата, а вот Ингер, похоже, скучая в ожидании замужества, не прочь поразвлечься с тем, что есть… Любопытно, что скажет этот гордец Харальд, если про его сестру пойдут слухи… Гунхильда покосилась на Харальда, но он увлеченно пел и, по всему виду, находился в самом веселом и беспечном настроении.
