Однако он явно не хотел, чтобы она задавала вопросы. И Гунхильда постаралась остаться такой же невозмутимой, ничем не выдать того, что между нею и торговцем завязался свой особый разговор.
– Как бы я хотела посмотреть эти меха! – воскликнула она и бросила прельстительный взгляд Кнуту, намекая, что раз уж он сватается к ней, ему скоро понадобятся хорошие подарки.
К счастью, именно сейчас Горм смотрел на нее и заметил этот взгляд.
– Ну, что же, я думаю, не будет вреда, если женщины съездят в Гестахейм и посмотрят на эти сокровища, отнятые у диких великанов из Бьярмланда, – засмеялся он. – Кнут, ты ведь согласишься проводить твою сестру и не… нашу дорогую гостью?
– С удовольствием съезжу! – ухмыльнулся Кнут. – Я где-то слышал, что дорогие меха считаются очень хорошим свадебным даром, и как знать, вдруг кому-то из нас это скоро понадобится?
– Ну, если кому-то из семьи конунга скоро могут понадобиться свадебные подарки, то я, пожалуй, уступлю часть моих запасов! – воскликнул Бергрен. – Ради такого случая глупо будет скупиться!
– Я тоже, тоже поеду! – закричала Ингер. – Давненько нам не привозили хороших мехов!
– Я поеду с вами, – сказал Харальд. При этом он смотрел на Гунхильду, видимо, думая, что не то гостью, не то пленницу не следует выпускать из усадьбы без должного присмотра, а на брата, похоже, не очень в этом полагался.
– И я хочу поехать! – тут же заявила Хлода, бросив недовольный взгляд сперва на Харальда, потом на Гунхильду.
Если Харальд не хотел оставлять без присмотра дочь Олава, то Хлода – своего мужа.
Собралась целая дружина, и Гунхильда чувствовала тревогу и разочарование. Если, как она думала, Бергрен хочет сообщить ей нечто тайное насчет брата, то присутствие чуть ли не всей семьи Горма с хирдманами очень затруднит такой разговор. Но делать было нечего.
Весь остаток вечера и ночь она ждала, не будет ли случая обменяться с готландцем парой слов без чужих ушей, но ничего не вышло. Наутро после пира Бергрен уехал, условившись, что сыновья конунга с девушками приедут смотреть меха завтра. А Гунхильда вспомнила о двух бродягах. Всего несколько дней назад эти люди если не видели ее отца и брата, то находились совсем неподалеку от них. Асфрид тоже была обеспокоена, хотя, собственно, они ничего нового не выяснили: и без Кетиля Заплатки все думали, что Олав где-то в Швеции, а получит он там он помощь или нет, бродячий мудрец не знал. А стало быть, ни за договор, который Горм предложил Асфрид и Гунхильде, ни против него новых доводов не появилось.
Наутро Гунхильда тайком дала поручение Богуте: найти бродяг и расспросить, не знают ли те еще чего-нибудь. Видели они Олава или Эймунда, что об этом говорят в Бьёрко – словом, все, что можно выведать. Однако Кетиль Заплатка исчез вместе с Бергреном – видать, пошел проверить милосердие хозяев по окрестностям, и осталась только его тощая дочь. Велев не приближаться к нищенке на глазах у людей, Гунхильда сама не знала, где служанке удалось ее застать, но уже к середине дня Богута шепнула, что дочь Кетиля просит Гунхильду поговорить с ней – и тоже так, чтобы никто не видел.
Это было не так-то легко устроить: в усадьбе везде люди, а если Гунхильда пожелает выйти прогуляться к морю или в роще перед Серой Свиньей, ей непременно дадут сопровождающих. И где это видано, чтобы дочь конунга гуляла вместе с нищей побирушкой? Ни в какую кладовку нищенку не пустят, а если заметят там, то нещадно побьют, решив, что она пытается что-то стянуть.
Пришлось использовать единственное уединенное место, куда каждый мог отправиться, не вызывая подозрений, – отхожий чулан. Дощатое строение в углу двора, почти вплотную к частоколу, могло вместить сразу несколько человек, и Гунхильда отправилась туда вместе с Богутой, которая встала на страже за дверью – следить, не идет ли кто-нибудь. Это было отхожее место нарочно для женщин: королева Тюра приказала построить его после каких-то неприятных происшествий во время йольского пира.
Бродяжка уже ждала внутри – за ней-то никто не следил, Грим управитель и служанки довольствовались тем, что незваные гости не вертятся возле съестных припасов. Строение освещалось оконцем над дверью да щелями в стенах, и Гунхильда не сразу смогла разглядеть нищенку – та стояла в углу, в своей некрашеной мешковатый мужской рубахе совсем незаметная. О ее присутствии предупреждал разве что стойкий запах удушливой кислятины, отроду не стиранной одежды и тела, вероятно, не мытого почти столько же. Пол был усыпан свеженарезанным можжевельником – по приказу Тюры его меняли через день, чтобы отбить неприятный запах отхожего места, но сейчас и это мало помогало.
