«Когда он проснется, его голова будут только болеть», — успокаивающе объяснил я. Ничего больше.
Я заранее приготовил несколько полосок ткани, чтобы заткнуть им рот. Я проверил узлы их галстуков и пошел запереть раздвижную дверь.
Мои часы Rolex показывали 12:51. На данный момент все шло по моему плану. Я бросил трех своих солдат; Один во сне, двое других связаны и отправился на поиски двух уже знакомых идеограмм, обозначающих Тоу Ван. Ящик, в котором они появились, имел форму и размеры гроба. Он находился в задней части фургона, и мне пришлось переместить несколько других ящиков, чтобы добраться до него. Тогда я обернулся. Двое солдат с кляпом во рту смотрели на меня широко раскрытыми глазами в ужасе. Видно, они хотели уцелеть, и это меня вполне устраивало. Риск вмешательства с их стороны действительно казался мне очень ограниченным.
«Не волнуйтесь, ребята, это все закончится, прежде чем вы успеете осознать это», — сказал я, открывая миниатюрную сумку с инструментами.
Мне казалось, что мне потребовалось столетие, чтобы разобраться с обложкой. Когда это было сделано, я поставил его рядом с ящиком и начал рыться в стружках. Вскоре я был вознагражден: сине-зеленое сияние примерно двух тысяч нефритовых пластин и золотых подтяжек сияло перед моими глазами.
Секунды отсчитывались, пока я пробирался мимо последнего препятствия, отделявшего меня от нефритового украшения: крышки витрины. Меня преследовала мысль, что в любой момент кто-то может попытаться войти в фургон — например, командир отряда — и обнаружить, что дверь закрыта изнутри.
Реквизированный армией фургон был прицеплен к задней части другого фургона, и у меня не было никакого желания попасться, чтобы попасть в фургон, солдатам пришлось бы забраться на крышу и открыть внешнюю дверь. Обдумываемые этими мыслями, я работал с упорством, заслуживающим похвалы.
Именно тогда один из солдат начал стонать под кляпом. Я медленно повернулся и совместил взгляды и взгляды Вильгельмины с головой ворчуна. Менее чем через секунду он получил сообщение. По его щеке скатилась большая слеза, и он кивнул, как бы говоря: «Я больше не буду этого делать». Я быстро вернулся к работе, стремясь наверстать упущенное.
Через десять минут я осторожно поставил стеклянную крышку на пол машины. Отказавшись от украшения, я сразу заинтересовался войлочной тканью, покрывающей плинтус. Броня была прикреплена к бокам витрины с помощью полос ткани, чтобы предотвратить удары по дереву во время транспортировки. Я быстро разрезал их ножом и сорвал войлочное одеяло. Чтобы полностью снять ткань с основы, мне пришлось двигать броню взад и вперед.
Но даже когда я снял всю поверхность грубой древесины, я не обнаружил следов микропленки. Я повернул голову к пленным. Безмолвные и неподвижные, они не спускали с меня глаз.
« Ну наконец то ! он должен быть где-то здесь! — сказал я себе, не в силах представить себе возможность неудачи. Давай, Картер, позволь своему воображению немного поработать. Где он мог это спрятать? Помните, он был одним из лучших двойных агентов. Хитрость была его средством к существованию. Но, черт возьми, в каком-то смысле это тоже твое! Давай, копайся!»
Под войлоком ничего.
Под броней ничего.
Ничего под хуангами, ничего под ногами. Я их уже осмотрел.
Или же ?
Я оторвал голову от брони и нащупал подголовник. Я испытал странное удивление, когда взвесил его. Твердая бронзовая деталь должна была много весить. Подушка, украшенная позолотой и вставками из нефрита, была поразительно легкой.
«Черт! Он полый! Это значит, что… ».
Я немедленно заглушил свои внутренние возгласы, чтобы сосредоточить свою изобретательность на подушке.
Кончиками пальцев я ощупывал каждый уголок резного предмета, ища трещину, съемную пластину — не знаю что, но что-то, что давало мне доступ внутрь. Если подушка была полой, это означало, что Пой Чу или его приятель из Пекинского музея заменили оригинальный объект замечательной имитацией. Несмотря на тщательность резьбы и декора, подголовник, который стоял передо мной, был фальшивым, как трехдолларовая банкнота. Я поднял его и хлопнул по краю упаковочного ящика. Один из углов треснул и обратился в пыль. Это не была ни бронза, ни нефрит, а гипсовый муляж, сделанный очень талантливым фальсификатором.
