Она забыла о присутствии Бернарда, пока он не прогрохотал:
— Амара. Что это?
Она покачала головой и молча повернулась, протянув руки, чтобы он мог воспользоваться линзой, сделанной Циррусом.
— Вороны, — выдохнул Бернард.
— Как это произошло? — спросила Амара.
Бернард молчал секунду, затем издал короткий, горький смешок.
— Конечно же.
Она вопросительно приподняла брови.
— Мы же обсуждали, что они теперь могут управлять фуриями, верно?
— Да.
Он жестом указал на дорогу.
— Они использовали фурий дороги.
У Амары все внутри похолодело. Конечно же. Объяснение было чрезвычайно простым, но до этого момента она даже не задумалась об этом.
Дороги Алеры, созданные с помощью фурий, которые позволяли алеранцам стремительно и практически без устали передвигаться по сельской местности, были постоянной составляющей жизни и стали обычным штрихом ландшафта.
Они также являлись самым надежным преимуществом Алеры в защите от врагов Империи, чья численность часто превосходила силы защитников.
Такие дороги позволяли Легионам преодолевать сотни лиг в день — если ситуация требовала этого.
Это означало, что Легионы всегда имели возможность выставить максимальное количество сил на лучшие позиции.
Естественно, никто из врагов не управлял фуриями.
Если Бернард прав и Ворд может использовать дороги, Амара задалась вопросом, что еще они могут сделать?
Могут ли они с помощью фурий передавать сообщения по рекам Империи? Могут ли они управлять погодой?
Могут ли, кровавые вороны, они пробуждать одну или несколько Великих Фурий, как это в прошлом году сделал Гай с Калусом?
Амара смотрела на стремительно летящих гольдеров и поднимающийся дым и кружащихся ворон и ее сердце внезапно приняло простой, но неоспоримый факт.
Алера не может выжить перед тем, что приближается.
Возможно, если бы они начали действовать раньше, сообща, без споров и переговоров, что-то можно было бы противопоставить.
Возможно, если бы больше людей обратили внимание на их предупреждения, и были готовы отнестись к ним с достаточным доверием, чтобы создать какую-то дозорную организацию, нашествие удалось бы подавить в зародыше.
Но вместо этого… Амара знала — не боялась, не догадывалась, а знала — что они опоздали.
Ворд пришёл, и Алера вот-вот падёт.
— Что же мы будем делать? — прошептала Амара.
— Выполнять задание, — ответил Бернард. — Если они используют мощёные дороги, у них есть заклинатели. В самом деле, это должно сделать их обнаружение более лёгким. Мы просто последуем за ними по дороге.
Амара собиралась было ответить, когда ее лошадь вдруг прижала уши и отпрянула вбок на несколько шагов, хрипя от страха.
Амара лишь с трудом успокоила животное, крепко удерживая поводья и тихонько его уговаривая.
Лошадь Бернарда отреагировала так же, хотя он был гораздо более искусным в усмирении зверей. Прикосновение его руки, кисти заклинателя фурий земли, и бормотание его рокочущего голоса успокоили его лошадь почти сразу.
Амара скользила взглядом влево и вправо, пытаясь увидеть, что так напугало лошадей.
Сначала она почуяла его запах — вонь разложения и гниющего мяса. Секунду спустя, она увидела травяного льва, выходящего из тени между стволов чахлых сосен.
Зверь был восемь или девять футов длиной, его золотистую шкуру покрывали зеленоватые полосы, которые прекрасно сливались с высокой травой Долины Амарант.
Травяной лев — мощное существо, гораздо более мускулистое, чем любой зверь, напоминающий обычную домашнюю кошку, его верхние клыки торчат, как изогнутые кинжалы, из верхней челюсти, поверх нижней губы, даже когда его пасть закрыта.
Или, точнее говоря, торчат клыки у живого травяного льва. У этого травяного льва уже не было нижней губы. Она была оторвана или откушена.
Вокруг него жужжали мухи. Клочки меха местами отпали, и была видна распухшая, гниющая плоть, пульсирующая от движения кишащих личинок мух и других насекомых.
Один его глаз был затянут бельмом. От другого осталась пустая впадина. Темная жидкость бежала из его ноздрей и ушей, окрашивая редкую шерсть вокруг них.
И всё же он двигался.
— Взятый, — выдохнула Амара.
Одной из наиболее отвратительных тактик, используемых Вордом, была их способность внедрения мелких, шустрых тварей во врагов.
