— Все в порядке?
— Я потерял троих, — без малейшего колебания в голосе сказал Демос.
Тави не спутал это с бесчувственностью. Мужчина попросту слишком устал, чтобы бурно реагировать хоть на что-либо, будь то радость или горе.
— Вода взяла их.
— Мне жаль, — сказал Тави.
Демос кивнул.
— Она жестокая хозяйка. Но мы продолжаем возвращаемся к ней снова и снова. Они знали, что может случится.
— Корабль?
— Мой корабль в полном порядке, — сказал Демос. Тави не пропустил очень тихую нотку гордости в его голосе. — Что с остальными, я не знаю.
— Эти два выглядят повреждёнными, — сказал Тави, кивком головы указывая в море.
— Точно. Шторма могут срезать мачты как водный козёл сгрызает тростник. — Демос покачал головой. — Крупным кораблям приходится так же худо, как этому. Флотские заклинатели воды оказались способны удержать нас до того, как флот окончательно разбросало. Волны достаточно утихли, мы сможем послать несколько летунов и собрать всех вместе — как только народ начнёт просыпаться. На это уйдет пара часов.
Тави усмехнулся.
— Должно быть что-то, чем я могу заняться. Если хочешь, иди немного отдохни, а я присмотрю за…
Демос покачал головой.
— Не в этой жизни, милорд. Может быть, ты злой гений войны, но моряк из тебя такой же, как из коровы летун. Не тебе командовать моим судном. Даже в этом пруду.
Тави скривился в ответ на эти слова Демоса, но знал, что с ним лучше не спорить.
У Демоса были определённые взгляды на порядок вселенной — попросту говоря, на палубе своего корабля он должен быть во главе принятия любых решений.
Учитывая, что Слайв пережил шторм, оказался в лучшем состоянии, чем множество других кораблей, которые выглядели получившими ужасные повреждения, Тави полагал, что мнение Демоса не совсем лишено основания.
— Я пролежал как ленивый пес все эти дни, — сказал Тави.
— Как больной пес, — сказал Демос. Он посмотрел прямо на Тави. — Вы выглядите не очень хорошо, милорд. Девушка-марат очень волновалась за вас. Работала больше, чем любой из нас, пытаясь отвлечься.
— Да её просто тошнит от моего нытья, — сказал Тави.
Демос слабо улыбнулся.
— Держу пари, твоя работа скоро начнётся, милорд. И тогда никто из нас не захочет оказаться на твоём месте.
— Это будет в ближайшее время. А я хочу что-то сделать прямо сейчас, — сказал Тави. Он прищурился, осматривая палубу. — Люди вот-вот проснутся и будут голодными.
— Ага, как детёныши левиафаном.
Тави кивнул.
— Тогда я пойду на камбуз.
Демос выгнул бровь.
— Только попробуй поджечь мой корабль, и я позабочусь, чтобы ты сгорел заживо, прежде чем он потонет. Милорд.
Тави фыркнул и направился в сторону камбуза.
— Я вырос в стедгольде, капитан. Мне доводилось работать на кухне.
Демос оперся руками на бортовой леер.
— Если вы не возражаете, я вас спрошу, Октавиан — вы действительно понятия не имеете, каково это — быть Принцепсом, так ведь?
Люди зашевелились раньше, чем Тави ожидал. Отчасти, это было вызвано тем, что днем быстро холодало, и спать в ещё влажной матросской одежде становилось затруднительно.
Отчасти, это было вызвано мелкими травмами и растяжениями, полученными во время тяжёлой и опасной работы. Но главным образом, это было вызвано зверским голодом, заставляющим их подняться, чтобы заполнить свои урчащие желудки.
На судовом камбузе имелась морозильная камера, достаточно большая, чтобы для неё потребовалось два холодильных камня, и он даже удивился, как много мяса там хранилось.
К тому времени, когда люди начали просыпаться, он сумел приготовить большое количество пюре и поджарить четыре целых окорока, в дополнение к грудам галет и галлонам горячего, крепкого чая.
Пюре получилось не более комковатым, чем готовил кок, а окорок, хоть, возможно, и не дотягивал до деликатеса, но его нельзя было назвать недожаренным.
Как и предсказывал Демос, команда быстро освоилась, пока Тави, так же как и повар обычно делал, шлепал едой в протянутые тарелки по мере продвижения очереди.
Он провёл время, общаясь с каждым из моряков, расспрашивая их про шторм и благодаря за отлично проделанную работу.
Моряки, каждый из которых был знаком с Тави по их путешествию в предыдущем году, перебрасывались с ним фамильярными, дружескими фразами, которые никогда не пересекали грань открытого неуважения.
