И у домофона, и у почтовых ящиков - одна и та же картина. Двадцать фамилий, но ничего похожего на Патрисию Креспи. У многих жильцов указаны только инициалы, но нигде не значится ни ПК, ни КП. Как «коммунистическая партия» или «подготовительные курсы», подумала Левин, но дальше фантазировать не стала: у нее есть дело поважнее. Раздался щелчок дверного замка, и она увидела входящих в подъезд женщину и подростка. Женщина недоверчиво взглянула на Левин и даже слегка попятилась, когда та сунула руку в карман куртки, чтобы достать удостоверение. Безрезультатно: ни женщина, ни подросток не знали жилицы по фамилии Креспи.
Левин пошла по этажам. Дом содержался в чистоте, пахло каким-то моющим средством с ароматом лимона, слышалась музыка. Кто-то на полную мощность включил Шегги - это Алекс мог слушать круглые сутки. Левин добралась уже до седьмого этажа, но никто еще не решился открыть дверь представителю правоохранительных органов. «В нашем деле надо быть настойчивой, Мартина». Неужели? Спасибо за откровение, шеф.
Ей повезло на восьмом: дверь открыл пожилой мужчина. Его имя - Леопольд Оппель - было указано на звонке, возле двери лежал старомодный половик, плотно связанный из светло-коричневой шерсти, в безупречном состоянии.
Мартине пришлось выслушать длинные рассуждения о том, что собаки гадят где попало, что все стены разрисованы, а водители воображают, что способны вести машину и одновременно болтать по мобильнику, что наркотиками торгуют прямо возле школ, а уличные шалопаи работают на организованную преступность: сворачивают счетчики для проставления даты и времени стоянки автомашин, - сейчас это бедствие Парижа, но если правительство не примет мер, оно охватит всю страну, что повсюду валяются пакеты и обертки, а население лишено патриотических чувств. Мартина про себя отметила, что старик, в сущности, прав, но не стала ничего комментировать. Ее интересовала Креспи. Старик ничего о ней не слышал, но посоветовал обратиться к соседке - даме, погубившей свое призвание: «Она просто создана быть бдительной консьержкой-болтушкой».
- Никто, кроме вас, не пожелал открыть мне, - сказала старику Мартина.
Он принялся барабанить в дверь соседки и звать ее. Левин услышала за дверью женский голос, и вскоре на пороге появилась женщина лет шестидесяти в сиреневом платье.
- Дама-инспектор разыскивает некую Патрисию Крепи.
- Креспи, - поправила Мартина.
- Да, верно, Креспи. Па-три-си-я Кре-спи, - медленно проговорил старик.
- Не знаю такой, - искренним тоном сказала женщина.
- Вы уверены? - спросил старик, испытующе глядя на соседку.
- О-о, я все-таки в курсе того, что я знаю, а чего не знаю. Фамилия Креспи мне ничего не говорит.
- Не беда, - сказал старик, выходя на лестницу, - мы ее отыщем.
- А что она натворила, эта самая Креспи? - поинтересовалась соседка.
- О, ничего страшного, - ответил старик.
- Ну все же, месье Оппель?
- Она воровала машинки для проставления даты и времени на документах, - ответил старик, поднимаясь по лестнице.
- Вот как?
- А потом попала в переделку.
- В какую переделку?
- Оформила кучу незаконных сделок и задавила тетку с собакой, потому что за рулем болтала по мобильнику. И еще она торгует героином.
- Задавила насмерть?
- Всех насмерть, особенно собаку, - крикнул Оппель.
- Я думаю, мадам, вам лучше вернуться в квартиру, - сказала Левин, перегнувшись через перила девятого этажа.
- Никогда не надо упускать возможность посмеяться, - добавил Оппель и уже громче, стуча в дверь справа, произнес: - Это ваш сосед снизу, Леопольд Оппель. Откройте ему! То есть откройте мне!
- Что стряслось? - послышался мужской голос за дверью. - У вас неприятности?
- Никаких неприятностей. Полиция ищет некую Па-три-си-ю Кре-спи.
- Она живет в такой же квартире, как моя, только этажом выше.
- Правда?
- Да, уже шесть или семь месяцев. Маленькая такая, сухонькая блондинка. Тихая, скромная.
