– Держи, Белка, забеги слева, – отдавала я краткие приказания моему адъютанту, как Крошка прозвала в насмешку мою новую подругу.
– Берегись, Нина, синявка идёт.
– Э, пустое! – лихо крикнула я. К общему удовольствию собравшихся вокруг нас зрительниц, ворона была поймана и закутана в казённую шаль. С величайшими предосторожностями мы понесли её в класс.
– Кого хороните? – насмешливо крикнули нам наши всегдашние враги шестушки при виде оригинального шествия.
– Закрой её, закрой, – шептала Бельская, – а то они насплетничают инспектрисе…
До класса нашу новую protege мы донесли благополучно, усадили, или, вернее, втиснули ее в корзину и, увязав веревками поверх оберточной бумаги, поставили в угол за географическую карту.
Следующий класс был батюшки. Уже в начале урока по партам путешествовала записочка с вопросом: как назвать ворону? Внизу уже стояла целая шеренга имён, вроде: Душки, Cadeau, Orpheline, Смолянки и Amie, когда, осенённая внезапной мыслью, я подмахнула под вышенаписанными именами «Крошка» и, торжествуя, перебросила записку Краснушке.
Едва последняя успела развернуть бумажку, как из угла послышалось отчаянное и продолжительное карканье… Мы замерли от страха… M-lle Арно бросилась в угол, но не успела заглянуть туда, как ворона внезапно вылетела из-за карты и стала носиться с отчаянным карканьем по всему классу. Вышло что-то невообразимо скверное.
Арно гонялась за вороной, мы за Арно, невероятно шумя и толкаясь, а батюшка, потеряв нить рассказа о трогательных страданиях благочестивого Иова, смотрел с печальной улыбкой на всю эту суматоху.
Неожиданный звонок дал новое направление событию. Пугач, грозно потрясая седыми буклями, бросилась к инспектрисе – докладывать о преступлении. Лишь только смущённый не меньше нас батюшка вышел из класса, поднялись спор, шум, крики…
Решили следующее:
1) Меня не выдавать ни под каким видом.
2) Ворону, унесённую классной девушкой Феней, продолжать кормить и воспитывать в саду.
3) Просить прощения у батюшки за нарушение порядка в его классе.
Едва девочки успели обсудить и одобрить предложенные Бельской пункты, как в класс вошла инспектриса. Очень высокая, очень сердитая и очень болезненная, она не умела ни прощать, ни миловать. Это была как бы старшая сестра нашего Пугача, но ещё более строптивая и желчная.
На её строгий вопрос – кто принёс птицу – мы отвечали дружным молчанием.
Новый вопрос – новое молчание. Пугач стояла тут же и злорадно шипела:
– Очень хорошо… прекрасно… бесподобно…
Ничего не добившись, инспектриса ушла, бросив нам на прощание зловещее и многозначительное: «Eh bien, nous verrons»[66]. Это зловещее «nous verrons» не предвещало ничего хорошего, и хмурые, понуренные пошли мы завтракать в столовую.
– Что-то будет? Что-то будет? – в тоске шептали более робкие из нас.
– Крошка насплетничает, вот что будет! – сердито крикнула я и вдруг чуть не вскрикнула от изумления. В столовую вошла Люда… но не прежняя тихонькая, робкая Люда, а красная, как пион, с разгоревшимися глазами и гордо-вызывающе поднятой головой. Но что показалось мне удивительнее всего – Люда была без передника. Она не прошла на своё место за столом, а встала на середине столовой, как наказанная.
– Что такое с Влассовской? Чем она провинилась? – заволновались институтки, и наши, и чужеклассницы.
– Надо Крошку спросить или Иванову – ведь они подруги, – без всякого заднего умысла произнесла Валя Лер, обращаясь ко мне.
– Ну и спрашивай, мне что за дело, – вспыхнула я.
А Люда всё стояла на своём посту, нимало не стесняясь, на глазах всего института.
Одну минуту мне показалось, что её чёрные глазки встретились с моими, но только на одну минуту, и тотчас же я отвела свои…
«Что с нею, – мучительно стонало внутри меня, – за что она может быть наказана – эта маленькая, безобидная, кроткая девочка?»
Вдруг в столовой произошло лёгкое смятение.
– M-lle Арно! – крикнули с соседнего стола сидевшей за нашим столом классной даме. – Влассовской дурно…
Ей в самом деле было дурно. Она побелела как снег и пошатнулась. Не подоспей m-lle Арно, Люда, кажется, не выдержала бы и упала.
