«Точно глаза чудовища», – подсказало мне моё встревоженное воображение, когда при свете тускло горевших газовых рожков я увидела выступившие светлыми полосками дверные стёкла.
Однако я храбро взялась за ручку. Тяжёлая дверь растворилась с лёгким скрипом. На паперти было совсем темно. Ощупью отыскала я скамейку, на которой в дни церковной службы отдыхали воспитанницы, и села. Прямо против меня были церковные двери, направо – коридор младшей половины, налево – старшей. Отдалённые газовые рожки чуть мерцали, роняя слабый свет на двери, но вся площадка и широкая лестница тонули во мраке.
«Ну где же лунатик, – храбрилась я, оглядываясь во все стороны, – всё это одна выдумка глупых девочек…»
Я не досказала и вздрогнула… Раздался глухой и тяжёлый звук… Один… второй… третий… Это пробило двенадцать на нижней площадке… И снова тишина – жуткая… страшная…
Мне стало холодно… Я уже поднялась и направилась было к коридорной двери обратно, как вдруг случайно оглянулась и… ужас сковал мои члены… Прямо на меня надвигалась высокая белая фигура. Тихо, медленно ступала она по паперти… Вот она ближе, ближе… Холодный пот выступил у меня на лбу… ноги подкашивались, но я сделала невероятное усилие и бросилась вперёд, протягивая руки к белой фигуре.
В тот же миг три раздирающие душу крика огласили своды мирно спавшего института… Кричал белый лунатик, кричал кто-то ещё, спрятавшийся в углу за стеклянной дверью, кричала я, заражённая ужасом.
Не помня себя, я бросилась назад по коридору, пулей влетела в дортуар, сильно хлопнув дверью, и, бросившись в постель, зарылась в подушки.
Поднялся плач, суматоха… Осветили дортуар, прибежали девушки, спавшие в умывальной.
Захлебываясь от волнения, я посылала их на паперть – спасать от лунатика его жертву.
Frӓulein Геринг, ничего не понимавшая из того, что случилось, помчалась со свечой на паперть в сопровождении служанок. Через несколько минут они вернулись, неся на руках бесчувственную Люду; с ними была ещё третья девушка в длинном белом «собственном» платье. Она приехала в этот вечер из гостей и пробиралась на ночлег в то время, когда я дежурила на паперти. Я была уничтожена… Девушка в белом и оказывалась тем страшным лунатиком, который так испугал меня. Мне было обидно, совестно, неловко…
На вопросы доброй Кис-Кис я не могла не отвечать правды. А правда была так смешна и нелепа, что я едва собралась с духом рассказать ей.
Я злилась… Злилась больше всего на Люду, сделавшую моё положение таким смешным и некрасивым.
И кто её просил идти за мною, прятаться за дверью, защищать меня от несуществующих призраков? Зачем? Зачем?
Взволнованная, пристыжённая, я быстро разделась и легла в постель. Сквозь полузакрытые веки я видела, как привели в чувство до смерти напуганную Люду, видела, как её уложили в кровать и как, по уходе фрейлейн, бледная, измученная, она приподнялась немного и тихо шепнула:
– Ты спишь, Нина?
Но я молчала… Маленький злой бесёнок, засевший во мне, не давал мне покоя. Я злилась на всех, на класс, на ни в чём не повинную девушку, на себя, на Люду.
Долгий сон не успокоил меня.
– Ага, струсила! – услышала я первое слово разбудившей меня насмешливым смехом Мани Ивановой.
– Принцесса Горийская испугалась дортуарной девушки! – вторила ей Крошка.
Защищаться я не пожелала и только метнула в сторону Люды злыми глазами.
«Вот что ты наделала, – красноречиво докладывал мой рассерженный взгляд, – в какое милое положение поставила меня! Всеми этими неприятностями я обязана только тебе одной!»
Она посмотрела на меня полными слёз глазами, но на этот раз её затуманенный печальный взгляд не разжалобил, а окончательно вывел меня из себя.
– Ах, не хнычь, пожалуйста! Напортит, а потом ревёт! – крикнула я и вышла из дортуара, сильно хлопнув дверью.
Она, однако, ещё раз попыталась подойти ко мне в коридоре. Но и тут я вторично оттолкнула бедняжку.
Грустно, опустив кудрявую головку, поплелась она в спальню, а я ещё долго дулась, стоя у окна в коридоре. Даже Ирочка, подошедшая ко мне (она дежурила за больную классную даму в дортуаре пятых), не усмирила водворившегося в мою душу беса.
