– Твои люди меня на капище продали!
Боярин качнул головой:
– Ты, воин, что-то спутал. Я челядью не торгую.
«Лжешь!» – едва не вырвалось у Молодцова, но он сумел сдержаться. И процедил аккуратное:
– Твой человек продал меня варягам на капище!
– А-а-а, этот… – вспомнил боярин. – Да, знаю. Так это твой человек был, тот, кого продали?
– Я это был! – буркнул Молодцов.
– Ты? – удивился боярин. – Мне сказали: холоп беглый. А ты-то воин. И тут, змей, соврал, значит.
– Тогда я еще не был воином, – честно признался Молодцов.
Боярин помолчал, подумал немного, потом произнес рассудительно:
– Это судьба. Перун – не Сварог. Абы кого на Перуновы игрища не возьмут. Приказчик мой, плут, нажиться хотел, а вышло, что дорогу тебе найти помог.
– Так мне что же, поблагодарить его? – язвительно проговорил Молодцов.
– Обойдется, – отрезал боярин. – Он свое получит. Сполна. Но коли ты за вирой пришел, то я дам. Человек это мой. С меня спрос.
Данила покачал головой:
– Не надо мне ничего, боярин, благодарю. Прав ты. Судьба это.
– Как скажешь. А теперь я спрошу: приказчика моего зачем пугал?
– Я это тебя, боярин, напугать хотел. – Данила глядел в пол, как набедокуривший школьник.
– Меня?
Боярин добродушно рассмеялся. Молодцов тоже улыбнулся: действительно смешно выходит.
– Ну что ж, пусть и ему урок будет, – закрыл вопрос боярин. – А ты от виры зря отказываешься. Серебро лишним не бывает.
– Не надо, – мотнул головой Данила.
– И впрямь ты, Данила, Молодец, – заметил боярин. – Дерзкий, но в меру. И не жадный. И с пониманием. Да ты садись уже, – предложил боярин, сам тоже опускаясь в кресло с высокой резной спинкой. – Вина вот выпей, о себе расскажи.
«А почему бы и нет?» – подумал Данила. Он сел, взял кубок…
– Я, боярин, не все о себе помню. Помню, что в лесу был, а потом получил тупой стрелой в голову… Ну и забыл, что раньше было.
– Такое бывает, – покивал боярин. – Дальше рассказывай…
Данила противиться не стал, поведал вкратце о своих приключениях, только плавания за море коснулся совсем вскользь: мол, сходили в Булгарию по приказу великого князя, и все.
– А чем закончилась та история с ведуньей, которая одурманила твоих друзей? – неожиданно заинтересовался боярин.
– А ничем. Сбежала она.
– Сбежала, значит?
– Ага.
Данила секунд двадцать выдерживал пристальный взгляд боярина, но потом все же отвел глаза.
– А ведь ты не все мне рассказал, Данила Молодец. – Боярин глянул на Молодцова в упор: – Я ведь знаю, зачем вы в Булгарию ходили. Рассказал мне об этом князь. И о тебе тоже рассказал. Нет, не говори ничего, – остановил он Молодцова, собравшегося оправдываться. – Правильно, что не рассказал. И знаешь, обережник… Иди-ка ты ко мне в гридь!
Предложение было… знатное. Щедрое. Гридень князь-воеводы Серегея – это не хуже, чем гридень великого князя. А может, даже и лучше, если судить по броне и оружию.
Однако Данила не колебался:
– Спасибо, боярин, но нет. У меня свои друзья, свое дело.
– Ну как знаешь, – боярин не стал настаивать. – И на вот, возьми, – боярин положил на стол увесистую золотую бляху с выпуклым изображением сокола. – В память о нашем разговоре.
– Спасибо, – искренне ответил Данила, радуясь, понятно, не цене подарка, продавать он его все равно никогда не станет.
– Ступай с Богом.
Когда Данила вышел из комнаты, к нему тут же подскочил Скорохват:
– Ну как?
– А? Что? Не волнуйся, Скорохват, все со мной отлично, и у нас все отлично. – Он обнял рукой друга за шею. – Не волнуйся. Хороший у вас батька, – бросил он стражам у ворот. – Пошли теперь. Воислав, наверное, нас заждался с остальными.
Батька и остальные обережники, разумеется, ждали своих собратьев, но уезжать никуда не торопились, поэтому общим решением было постановлено перенести отъезд на завтра, а пока устроить пир в честь высокой встречи Молодцова. За время застолья никто у Данилы не спросил, о чем он разговаривал с боярином, хотя, учитывая его репутацию и репутацию Молодцова, теории наверняка строили самые разные, но друзья есть друзья, придет время, захочет, побратим сам все расскажет, а нет, значит, и нет.
Злоупотреблять алкоголем никто не стал, и после заката Данила и Улада поднялись к себе, пир сам собой затух.