О, точно, а то он и забыл.
– Вакула, прости мою забывчивость, от души спасибо тебе за нож!
– Что, пригодился тебе мой подарок? – пробасил кузнец.
– Еще как пригодился, сейчас поведаю историю, как все было, – поднялся Клек и выдал получасовую историю о том, как братья-варяги и Данила разобрались с Болдырем, настоящим славянским берсерком, им еще повезло, что тот не умел обращаться с оружием, а то совсем кисло бы вышло.
Но в устах Клека Болдырь предстал настоящим монстром, чисто минотавр, которого бы не удалось завалить, если бы не заговоренный нож Вакулы.
– Поэтому за самого славного и умелого кузнеца, за его руки и дар, полученный от богов!
Он снял рог, недавно купленный в Киеве специально для таких случаев. Наполнил его пивом, потом добавил что-то из фляги:
– Зимнее пиво, самое крепкое!
Отпил совсем немного и весь рог протянул Вакуле. Вот хитрец! Кузнец не оплошал, конечно, выпил весь рог, но почти сразу окосел. Воислав хоть и не очень радушно посмотрел на Клека, ничего не сказал, вызвался довести друга до постели, старшая жена тоже оказалась тут как тут, сунулась помочь.
А Данила по своему обыкновению вышел на улицу перехватить свежего воздуха. Ветер разогнал тучи и приятно холодил кожу, Молодцов, подставив лицо ветру, пожевывал лепешку и смотрел на звезды. Месяц еще не взошел. Очень скоро за его спиной раздалось шуршание снега.
– Как там Вакула?
– Спит дядька, – ответила Наська, – а Лушка опять с варягом в сарай пошла.
– А тебе-то чего?
– Ничего, даже хорошо, после прошлого вашего приезда я ей пригрозила, что все Вакуле расскажу, так с тех пор она как атласная стелется. И кормить меня лучше стала.
– Значит, хорошо тебе здесь живется?
Наська ничего не ответила, поковыряла ножкой снег.
– Получается, тогда тебе Вакула нож подарил заговоренный, когда в кузню за собой взял? Я слышала, как он ведовство творил, – шепотом сказала девушка. – Там, в кузне, а ты не боялся?
– Чего бояться, железо и огонь, человек из них что хочет делает.
– А меня Вакула в кузню не пускает, говорит, бабам не положено.
Данила фыркнул, подумал немного.
– Ну хочешь, пошли, что ли?
Девушка радостно взвизгнула, но тут же прикрыла рот ладошкой.
Молодцов подошел к низкому капитальному сооружению внутри подворья. Напрягшийся, попытался отодвинуть камень, служивший замком. Не вышло, пришлось использовать палку в качестве рычага. С трудом, но вышло. Данила первым зашел в уже знакомую кузницу. А Наська осталась снаружи, робела.
– Принеси огня, – сказал он ей.
Девушка обернулась мигом, Молодцов забрал у нее лучину, взял за руку и провел в кузню. Он вставил лучину в специальный упор, свет озарил не сильно большое помещение. Большую его часть занимал горн. На стенах висели различные не сильно хитрые приспособления типа щипцов и штырей, при этом они являлись передовым научным оборудованием, с помощью которого кузнецы умудрялись творить настоящие чудеса. Например, из груды очень хреновой руды выковать закаленный меч. Тем более все эти предметы были железные, значит, сами по себе стоили огромных денег. В углу у двери валялась приличная куча камней, должно быть, той самой руды, и стояла прислоненная к стене кувалда. Данила ее приподнял и тут же поставил на место, тяжеленная, зараза!
Наська восторженно разглядывала все предметы, трогала их, аккуратненько, одним пальчиком.
– Ух ты, из всего этого мой дядька может выковать меч, как у тебя?
– Да.
– Мой батька колдун!
– Нет, ты настоящих колдунов не видела.
– А ты видел? Убивал их?
– Я не убивал, но батька мой да, и много.
– Твой батька очень хороший!
– Да, – погрустнел Данила, думая о скором расставании.
– Я бы хотела, чтобы у меня был такой муж, – потупив глаза, сказала Наська.
– А какая бы женщина не хотела. – Молодцов захотел увести разговор в сторону, но у него не получилось.
– Или такой, как ты, – сказала девушка, будто не слыша других слов. – Мне говорил Вакула, ты просил его не выдавать меня замуж. Значит, ты решился? Ты хочешь сделать меня своей женой?
Прежде чем Молодцов успел что-то ответить, Наська сказала:
– Я согласна, Даниил, согласна.
Он даже не разглядел, как это случилось. Наська села на горн, в одно мгновенье стянула с себя верхнее платье, осталась в одной белой нижней рубахе:
