В темноте горницы, освещённой одной лишь лампадой, послышался вдруг голос:
– Я сделаю это!
Княжна вздрогнула, испуганно огляделась:
– Здесь кто-то есть?
Горница была пуста. За полуоткрытым ставнем виднелся кусочек ночного неба, в котором вдруг, будто летом, пролетела искра падающей звезды.
Встав с колен, девочка подошла к окну, распахнула ставень. Кутаясь в платок, она смотрела в тёмную пропасть неба.
В это же самое время в становище татарского хана Батыя, в ста верстах от Новгорода, завоеватели готовились к продолжению своего кровавого похода.
Огромное становище было окружено пылающими кострами, возле которых несли караул воины, у каждого костра человек по пять-шесть.
Остальные, разместившись в походных шатрах, спали.
Шатёр Батыя располагался в центре стана. Большой, сшитый из конских шкур, он был украшен снаружи развешенными на шестах щитами, а внутри – коврами в основном персидской работы, сплошь покрывавшими стены и в несколько слоёв – пол.
На подушках, разложенных по ковру, спал хан Батый. Спал беспокойно, ворочаясь с боку на бок. Сквозь сон до него долетали голоса стражников:
– Когда выступаем? Уж не один день стоим, а великий хан медлит…
– Воины очень устали, нужно отдохнуть.
– Нельзя отдыхать! Видишь: тепло стало. Снег и лёд тают, дороги развозит. Обозы застрянут, и коням будет тяжело. Хан ждёт, чтоб вновь наступил мороз.
– А если он не наступит? Весна. Ждать больше нельзя!
Дальше стражник заговорил, сильно понизив голос, но ночь выдалась тихая, слышно было, будто говорили рядом:
– А ещё говорят, будто Новгород хочет забрать себе великий хан Угедей – это его добыча… Может, поэтому хан Батый и медлит?
– Да не испугается он Угедея! Только вот про новгородского князя Александра говорят, что он хоть и совсем молод, но отважен, будто лев, а в битве непобедим! С ним там другие князья с их дружинами… Русские сражаются так, будто они бессмертны! Сколько наших воинов они отправят в страну предков? И если потери будут слишком велики, то не пошатнёт ли это власть Батыя?..
Хан привстал с подушек, его лицо исказил гнев. Унизанная перстнями рука потянулась к кривым ножнам. Но что-то удержало хана от расправы с непочтительными воинами. Он вновь опустился на подушки. И наконец заснул.
Во сне ему виделось, будто он поднимается со своего ложа, распахивает полы шатра. Дёргает рукоять меча, но тот не выходит из ножен! А вместо озарённой светом костров равнины кругом открывается лишь бесконечная чернота неба. Одинокая звезда, падая, чертит огненный след в этой черноте, но, вместо того, чтобы погаснуть, разгорается только ярче и ярче. Её свет делается нестерпимо ярким, ослепляет. Батый, заслоняясь рукой, отступает внутрь шатра, однако огненное видение настигает его и там. Среди сияния возникает могучая фигура воина с широко раскинутыми за спиною крыльями. В его поднятой руке пламенеет огненный меч.
Ахнув, Батый пятится, спотыкается, едва не падает.
Грозный небесный воин между тем начинает говорить, и голос его звучит, как набат, совсем не так мягко и тихо, как прозвучал в горнице княжны Александры:
– Что ты творишь, злочестивый царь?! Или думаешь, что своим хотением попрал и разорил христианскую землю?! Господь попустил твое беззаконие в наказание за грехи людские. Но теперь остановись! Прекрати проливать христианскую кровь. Поворачивай назад и уводи свои ненасытные рати! И если не сделаешь этого, воинство небесное вас всех уничтожит!
– Кто ты?! – прохрипел поражённый ужасом Батый. – Кто ты такой?!
– Моё имя – Михаил, я архангел Господа и предводитель небесного воинства. С нами ты не справишься! Уходи!
Обезумев от страха и ярости, Батый издал отчаянный рёв, наконец вырвал меч из ножен и бросился вперёд. Но огненный меч архангела чиркнул в воздухе, и оружие татарина отлетело от рукояти и сгорело.
Хан отчаянно кричит и… приходит в себя лежащим на раскиданных подушках.
В шатёр вбежали испуганные стражники, привлечённые его воплями:
– Что случилось, великий хан?
– Почему ты кричал?
– Я не кричал… – Батый удивился слабости своего голоса.
Он посмотрел на зажатую в его руке рукоять меча. Лезвия у него больше не было! В глазах хана вновь возник ужас. Он отбросил бесполезную рукоять и, с трудом справившись с собой, обратился к страже:
