По глазам девицы было ясно, что она мучительно борется между двумя вариантами поведения — устроить Одиссею скандал или согласится на ювелирку. Впрочем, разум довольно быстро восторжествовал — и барышня благовоспитанно кивнула:
— Добре. Дило е дило, ныц нэ зробышь. Пидэмо до магазына, бизнесмен… — Последнее слово она произнесла подчёркнуто по-русски.
Они зашли в "Лазурит", и девушка тут же направилась к прилавку, у которого, чувствовалось по всему, была далеко не впервые.
— Ось цэй гарнитур. Як у тоби хопить грошей…
Одиссей глянул на разложенный на витрине товар, покачал головой. Ничего, симпатичный гарнитурчик… Колье, браслет, серьги и колечко; всё с сапфирами, очень изящно, благородно. Он кивнул продавщице:
— Заверните! — И. обернувшись к своей спутнице, спросил: — Мерить не будешь?
Девица, не в силах произнести ни слова, только отрицательно качнула головой. Ну да, её реакция понятна — гарнитурчик-то тянул на три тысячи гривен! Без малого — шестьсот долларов. Вряд ли ей в жизни делали такие подарки…
Продавщица неуверенно застыла с коробочкой в руках. А, понятно! Затрапезный вид Одиссея никак не соответствовал стоимости покупки… Ясно. Персонал магазина сомневается в его платежеспособности. Напрасно!
Одиссей достал пачку двухсотгривенных банкнот и демонстративно подержал её перед глазами застывших в священном ужасе продавщицы и своей спутницы.
— Девушка, упакуйте, пожалуйста, этот гарнитур. Мы его покупаем. Ведь покупаем, солнышко? — обратился он к своей барышне.
— По… Покупаемо… — На девицу напал ступор; что ж, бывает. Одиссей кивнул продавщице:
— Девушка, у меня очень мало времени. Получите деньги и упакуйте товар. И, пожалуйста, без торможения.
Когда они вышли из магазина — барышня Одиссея всё ещё продолжала находиться в оцепенении.
— Милая, тебя куда довезти? — Одиссей решил быть галантным до конца. Больше получаса это не займёт, а бродить с такой покупкой по улицам одиноким девушкам не рекомендуется — даже днём. Чревато…
— На… на Гоголя. Сашко, ты шо, купыв о цэй гарнитур? — по ходу, она всё не верила в своё счастье.
— Нет, украл. На твоих же глазах рассчитался! Ладно, поехали — где эта твоя Гоголя?
Девица плюхнулась в машину, и, прижав к груди футляр с гарнитуром — бросила:
— Тэраз до плошчи, а потим будэ Гоголя — колы звэрнуты направо.
Одиссей тронул "жигули" и, ведомый своим, потихоньку выходящим из ступора, чичероне — достиг желанной улицы Гоголя. Всё же неплохой город Кременчуг — всё рядом!
— Ну, всё, милая. Я поехал. Спасибо тебе за компанию, был счастлив с тобой познакомиться. Всё, целуй меня на прощанье, и будем расставаться. Расставанья маленькая смерть… — Почему-то вспомнил он старую песню; кажется, на сонет Шекспира?
— А ты… а ты бильш не прыидэшь? — девица явно собиралась заплакать и вообще — устроить душераздирающее прощание. В другое время Одиссей с удовольствием поддержал бы это начинание, но сейчас совершенно не было времени на эмоции. Посему он потуги своей барышни разрыдаться у него на плече пресек на корню:
— Так, зайчонок. Плакать мы не будем — не покойник, чай. Увидимся! И очень скоро. Держи хвост пистолетом!
Барышня, хлюпая носом, расцеловала его в обе щеки и, чуть шатаясь, вылезла из машины. Ну что ж, прощай, Татьяна! Или всё-таки Наталья? А может, прав Нечипоренко, и она — Галя? Ладно, не будем заморачиваться — есть дела поважнее.
Он рванул с места и погнал машину прямо по улице Гоголя, руководствуясь дорожным указателем со стрелкой, направленной прямо в небо: "Полтава — 140 км". Что ж, недалеко; через два часа, уже в Полтаве, он найдет почту и сообщит о полученных сведениях. А пока — только вперёд! Нам надо догнать автопоезд "МАЗ" с грузом станков для обувной фабрики в каком-то Коврове, среди которых затаилось зловещее НЕЧТО — и поэтому оставим за бортом все сомнения и эмоции, сожмём волю в кулак и отбросим в сторону грусть и печаль. И пусть ничего не помешает нам исполнить свой долг!
Прощай, милая девушка из Кременчуга! Жаль, так и не удалось выяснить, как тебя зовут…
***
— Но почему Ковров?
Генерал не ответил, погружённый в свои мысли. Затем вдруг поднял голову и спросил:
