— Ох нет, Йосель, не останавливайся, никогда, никогда.
Когда голем выплеснул семя, ему показалось, будто все его тело, вся его сущность втекли в ее лоно.
Они долго лежали бок о бок, держась за руки, в своем шалаше, пока не поняли, что лежат в лесу; по-прежнему был день, и кричал козодой. Тогда Рохель села, ее юбки были все еще задраны до пояса, и обильное семя Йоселя вытекло из нее, образовав маленькую лужицу. По ту сторону их укрытия солнце, просачиваясь сквозь лиственную решетку, падало на землю квадратиками, треугольничками и неровными кусочками, точно битое стекло, рассыпанное по темной лесной почве. Пчелы, украшенные безупречно ровными полосками, — миниатюрная армия в пушистом обмундировании — зависали над крошечными голубыми цветочками. Земля благоухала плодородием. И мир Юденштадта — в сущности, просто ряд деревянных строений, наваливающихся друг на друга, сгибаясь над темными проулками и единственной булыжной улицей, с купальней в одном конце и синагогой в другом; мир, где находилась сырая комнатенка Рохели с одним столом, двумя стульями, очагом и соломенной постелью — он был так далек, что словно и не существовал.
— Йосель, я должна тебе что-то сказать. Что-то очень важное.
И тут до них донеслись голоса дочерей Перл.
— Рохель, Рохель!
— Ох нет…
Рохель выбралась из укрытия, встала и встряхнулась, как животное после купания.
— Йосель… — она потянулась вниз. — Йосель, я должна идти.
Он отпустил ее. Рохель отвернулась, подхватила свою корзину и бросилась бежать.
— Мы искали тебя, Рохель, — были первые слова Лии.
— Ты заблудилась? — спросила Зельда.
— Наши мужья нас ждут, — сказала Мириам. — Карел будет здесь со своей телегой, чтобы забрать нас домой.
— Не слишком ты много грибов собрала, — заметила Лия. — Чем же ты занималась?
Из кустов Йосель наблюдал за тем, как четверо женщин выходят из леса на просторную лужайку. Вскоре они сели, поудобней пристраиваясь на траве и вытягивая ноги. Затем женщины достали из корзины свой ужин — хлеб и воду, немного сыра и инжира.
— Смотрите, смотрите, а вот и здоровяк-голем, — сказала Лия, старшая из сестер.
Поднимаясь вверх по холму, Йосель кивнул им с вежливым безразличием.
Мириам захихикала, но все опустили глаза, не желая встречаться с големом взглядом, ибо это было недостойно замужних женщин, а Зельда была обручена.
— У него ручища толщиной с мою голову, — сказала Лия, когда Йосель скрылся из вида.
— Нет, Лия, с твой живот.
— С твой живот, Зельда.
— Волосы падают ему на лоб, а там впечатаны буквы.
— Какие буквы? — спросила Рохель.
— Ты что, забыла? Рабби оставил их там, когда его делал, — объяснила Мириам.
— Надпись звучит как «Истина», но если убрать одну букву, то получается «Смерть».
Лия гордилось своей осведомленностью. Мать научила ее читать, а она в свою очередь научила сестер.
Рохель ощутила, как мурашки ползут у нее по спине.
— Лия, ты сказки рассказываешь? Ведь это одни только слухи.
— Нет-нет, это правда, — подтвердила Мириам. — Я тоже об этом слышала. И он скоро умрет.
У Рохели замерло в груди. Как же она смогла не заметить букв? Как-то Зеев говорил ей об этом, но она давным-давно выбросила все из головы. Это просто не могло быть правдой. Или, возможно, когда-то это было правдой, но не теперь.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что, Рохель Вернер, мне рассказал об этом мой муж.
— А что, Лия, ты веришь всему, что рассказывает твой муж?
— Конечно, я верю моему мужу, Рохель Вернер, и ты бы очень хорошо поступила, если бы стала верить своему.
Рохель почувствовала, как в животе у нее что-то сжимается. Она подумала, что это ребенок зашевелился, но для этого еще слишком рано. Рохель вдруг пробрал холодный пот. Но как такое возможно — одновременно чувствовать лед в легких и огонь в животе? Выходит, что ребенок слишком холоден или слишком горяч?
— Говорят, император собирается вызывать нас по очереди и получать от каждого часть секрета, — помахивая ломтем хлеба, сказала Лия.
— Не люблю секреты, — с полным ртом отозвалась Мириам.
— Смотрите, видите тот дымок? — Рохель указала на какое-то место внизу, в городе.
— Вечно ты видишь то, чего нет.
