КОРОНАЦИЯ МИСТЕРА ТОМАСА ШАПА
По роду своей работы мистер Томас Шап должен был убеждать покупателей в том, что им предлагают добротные товары и что качество их отменно, и что цена их отвечает скрытым желаниям покупателя. Чтобы выполнять эту обязанность, мистер Шап каждый день рано утром отправлялся поездом из пригорода, где он проводил ночь, на несколько миль ближе к Сити. Этот ритуал он выполнял всю свою жизнь.
С того момента, когда Шап впервые осознал (не прочел в книге, а как будто на него нашло озарение и открылась правда), насколько отвратительны его обязанности и дом, в котором он ночует, и его внешний вид, и собственные притязания, и даже одежда, которую он носит, с этого самого момента он перестал обращать на них внимание. С этого самого момента его воображение, его устремления, в сущности всё, были направлены только на того, кто имел значение, на мистера Шапа, одетого в сюртук, покупающего билеты и оперирующего деньгами, которым, может быть, в свою очередь, оперирует какой-нибудь служащий статистического управления. Духовная часть мистера Шапа, его поэтическая часть, никогда не успевали на утренний поезд в Сити.
Вначале его воображение совершало небольшие полеты, весь день он проводил в путешествиях по полям и рекам, освещенным солнцем, где его встречал мир, который по мере удаления на Юг становился все ярче. Потом он стал представлять в этом мире бабочек, потом, людей, одетых в шелковые одежды, и святыни, которые они возводили для своих богов.
Сослуживцы стали замечать, что иногда Шап затихал и даже как бы отсутствовал, но это не вызывало никаких нареканий по службе, потому что с покупателями он оставался таким же предупредительным, как и прежде. Так, в мечтах, он провел год. Чем больше он мечтал, тем живее становилось его воображение. Он еще просматривал в поезде газету за полпенса, еще обсуждал мимолетные проблемы прошедшего дня, еще голосовал на выборах, но делал это уже не весь Шап — его душа больше не участвовала в этих делах.
Шап провел удивительно приятный год, все воображаемое было ему самому еще внове, и часто он обнаруживал прекрасные вещи, находившиеся где-то в стороне, на юго-востоке, на границе сумерек. Но мистер Шап обладал практичным и логическим умом, и часто говорил себе: «Зачем мне платить два пенса за электротеатр,>{12} если все это я могу увидеть и так?» Что бы он ни делал, все получалось у него логичнее, чем у других. Те, кто знал его, всегда говорили: «Какой благоразумный, какой здравый и уравновешенный человек этот мистер Шап».
В самый важный в своей жизни день материальный Шап, как обычно, поехал утренним поездом в город продавать добротные товары покупателям, а Шап духовный отправился в странствие по фантастическим землям. И когда он шел со станции, весь в мечтах, но все же бодрствуя, ему вдруг пришло в голову, что настоящий Шап, это не тот, кто идет на Работу в безобразном черном костюме, а тот, кто бредет по краю джунглей у оборонительных валов старого восточного города, выросшего прямо из песка, перед которым плещутся вечные волны пустыни. Обычно в своем воображении он называл этот город Ларкаром. «В конце концов, воображение не менее реально, чем тело», — совершенно логично сказал он себе. Эта теория оказалась опасной.
В этой, другой жизни, он осознавал, что как и в Работе, важна система. Он не позволял своему воображению забредать слишком далеко до тех пор, пока он сам достаточно хорошо не познакомится с ближайшим окружением. Особенно Шап избегал джунглей — он не боялся встретить тигра (да это было и нереально), но в них могли затаиться чуждые предметы. Он медленно, постепенно возводил Ларкар: один вал за другим, башни для лучников, бронзовые ворота и все остальное. А потом, однажды, он убедил самого себя, — и вполне логично, — что все эти люди в шелковых одеждах на улицах, их верблюды и привезенные на них из Инкустана товары, сам город, созданы его волей. И тогда он сделал себя Королем. Он снисходительно улыбался, если ему не кланялись на улицах, когда он шел со станции на Работу, но он был достаточно практичен и понимал, что с теми, кто знал его просто как мистера Шапа, лучше об этом не говорить.
