И после этого случая Алверик уже не мог предпринять ни одной попытки освободиться, которую не предвосхитил бы безумный разум его спутников.
Так эти трое — один пленник и двое тюремщиков — шли через заселенные людьми поля, и Алверик несколько раз пытался прибегнуть к помощи фермеров, однако хитрец Нив прекрасно знал все трюки, какие может выкинуть мозг здорового человека. Именно поэтому, когда окрестные жители сбегались со всех сторон к странной серой палатке, из которой доносились крики Алверика, они натыкались на Нива и Зенда, которые встречали их с тщательно отрепетированной невозмутимостью и позволяли всякому выслушать путанный и сбивчивый рассказ их спутника о его путешествии и о поисках Страны Эльфов. Известно, что большинство людей до сих пор полагает страсть к путешествиям одним из проявлений безумия, и Нив как раз на это и рассчитывал. И Алверик так и не получил помощи.
Возвращались они той же дорогой, по которой годами ехали на поиски Страны Эльфов, и Нив возглавлял маленький отряд из трех человек, шагая впереди с высоко поднятым исхудалым лицом, которое казалось еще более узким из-за отпущенных им клиновидной бородки и остроконечных усов. Нив нес меч Алверика, эфес которого выступал далеко вперед, а клинок в поцарапанных ножнах торчал сзади, и так уверенно шагал он, и так гордо держал голову, что редким путникам, попадавшимся навстречу, казалось, будто этот оборванный человек является предводителем отряда гораздо более многочисленного, чем тот, что следовал за ним на расстоянии нескольких ярдов. А если кто-то вдруг встречал его поздним вечером, когда за спиной Нива сгущались плотные сумерки и вставали болотные туманы, тот действительно мог поверить, будто в этой темноте скрывается делая армия, которая следует за своим пообносившимся, но веселым и уверенным в себе полководцем. Будь там армия — и Нива никто не счел бы безумным, и поверь мир, что армия существует (хотя за Нивом следовали только Алверик с Зендом), и он был бы признан нормальным. Но к счастью, одинокие фантазии, у которых не было ни фактов, чтобы на них опереться, ни даже досужих выдумок других, чтобы ими питаться, оставались всего лишь фантазиями, в которых любой здравомыслящий человек без труда разглядел бы безумие чистой воды.
И, шагая следом за Нивом, Зенд приглядывал за Алвериком, ибо общая зависть, которую они питали к чудесам волшебной страны, накрепко связала обоих безумцев, и оттого они действовали с редкостным единодушием, словно охваченные одной сумасшедшей страстью.
Как-то поутру Нив выпрямился во всю высоту своих тощих футов и дюймов и, подняв правую руку над головой, обратился к своей маленькой армии с такими словами:
— Мы снова возвращаемся в Эрл, и до долины осталось совсем немного, — сказал он. — Мы должны принести в этот край новые фантазии взамен износившихся чудес и заплесневелых предрассудков. Отныне все обычаи Эрла должны быть такими, как велит луна!
На самом деле Ниву было глубоко плевать на луну; последнюю фразу он добавил из хитрости, ибо понимал, что только ради луны Зенд может поддержать его план, направленный против жителей Эрла. И, услышав эти слова, Зенд действительно разразился восторженными воплями и кричал до тех пор, пока эхо его слов не вернулось к ним, отразившись от далеких холмов. Тогда Нив улыбнулся как военачальник, уверенный в своем воинстве; Алверик же в последний раз восстал против своих тюремщиков и боролся с ними, но только окончательно убедился, что то ли возраст, то ли годы странствий и утрата надежды сделали его неспособным противостоять безумной силе этих двоих. И, проиграв, он пошел с ними покорно и без возражений, не заботясь более о том, что еще выпадет на его долю, и живя только своими воспоминаниями о прошлом. Часто, сидя в унылом и одиноком лагере холодными ноябрьскими вечерами, Алверик устремлялся мыслями в дни, что минули много лет назад, и словно наяву видел, как теплыми весенними утрами яркое солнце горит на башнях его замка, как Орион играет с игрушками, сделанными из заклинаний колдуньи, и как Лиразель гуляет в садах. Но никакой огонь, что способны возжечь воспоминания, не мог ни осветить, ни согреть лагерь темными осенними вечерами, когда от земли поднималась сырость, когда воздух начинал дышать холодом, а Нив и Зенд, чувствуя приближение тьмы, принимались негромко, но оживленно обсуждать свои планы, порожденные причудами и фантазиями, что расцветают в сумерках на торфянистых пустошах. И лишь когда очередной исполненный печали вечер подходил к концу и Алверик засыпал под хлопанье раздуваемого ночным ветром изорванного тента, измученная память, не сдерживаемая больше заботами суетного дня, способна была вернуть ему Эрл во всем блеске светлых и счастливых весен, так что, пока тело его лежало неподвижно в далеких и темных полях, скованных дыханием близкой зимы, все живое, бодрое, что еще оставалось в Алверике, уносилось в Эрл через пустынные нагорья и низины, через месяцы и годы и снова встречалось там с Лиразелью и Орионом.
