Книга чудес - страница 170
— Ни одна руна, кроме одной, — ответил король, — ни одно волшебство, ни одно заклятие и ни одно магическое вдохновение никогда не смогут заставить наше королевство вторгнуться на территорию Земли даже на ширину птичьего крыла или перенести что-либо оттуда к нам. И в тех полях почти не знают о том, что только одна-единственная руна на это способна.
Но Лиразели с трудом верилось, что даже легендарное могущество ее мудрого отца не в силах свести вместе чудеса Страны Эльфов и красоты Земли.
— Поля Земли, — добавил король, — отторгают мое волшебство: там не звучат мои заклинания и теряет силу моя правая рука.
И когда он сказал так о своей грозной правой руке, Лиразель волей-неволей поверила отцу и снова принялась упрашивать его пустить в ход свое высшее волшебство — последнюю руну, главное сокровище Страны Эльфов, бережно хранимое на протяжении долгих-долгих веков, которое одно способно было справиться с неподатливой и грубой Землей.
И тогда король мысленно отправился в будущее, вглядываясь далеко в грядущие годы. И с большей радостью путник, одиноко странствующий в ночной тьме, расстался бы со своим единственным фонарем, чем король эльфов использовал бы последнее великое заклятие и отправился без него во мглу неведомых лет, мрачные тени которых — и многие события тоже — он видел впереди, но — увы! — видел не ясно и не до самого конца. Легко было Лиразели просить короля использовать это страшное заклятие, которое одно могло удовлетворить ее единственное желание, и так же легко исполнил бы он ее просьбу, будь он всего лишь человеком; останавливала короля лишь его беспредельная мудрость, с помощью которой он видел в грядущих годах столь многое, что боялся противостать им, не имея в запасе могущественного магического средства.
— За границами нашей страны, — сказал король, — материальные предметы сильны, многочисленны и жестоки; они обладают способностью сбивать с толку и размножаться, ибо в них тоже заключено своеобразное волшебство. Когда эта последняя руна будет использована, во всем нашем королевстве не останется ничего, что внушало бы им страх, и тогда материальные предметы начнут собираться с силами и множиться, а мы, не имея возможности внушить им благоговение и трепет, постепенно превратимся в сказку. Нет, нужно хранить это могучее заклятие как зеницу ока.
И так — вместо того чтобы просто приказать — король мягко увещевал дочь, хотя и был он создателем и полновластным владыкой зачарованных земель и всего, что обитало в них, и даже волшебного света, который заставлял Страну Эльфов сверкать всеми своими волшебными красками. Да и здравый смысл, к которому он прибег, пытаясь успокоить Лиразель и заставить ее отказаться от своих земных фантазий, считался в волшебной стране редкостным чудом.
Но Лиразель ничего не ответила — она только заплакала, и из глаз ее покатились капли зачарованной росы. И тогда — как плачут и стонут блуждающие ветра под еле слышные звуки скрипки, заблудившиеся в штормовых волнах эфира — так завибрировала и вся могучая гряда Эльфийских гор, и все сказочные существа, что обитали в Стране Эльфов, почувствовали странное томление, словно в сердцах их умирала прекрасная песня.
— Разве не лучше будет для Страны Эльфов, если я сохраню это заклятие? — спросил король, но Лиразель продолжала горько плакать.
И тогда король вздохнул и еще раз подумал о благе своего королевства, ибо Страна Эльфов черпала свое счастье в спокойствии дворца, рассказать о котором была способна только песня; он был ее сердцем, но теперь его шпили оделись тревогой, стены потускнели, а из арки ворот струилась печаль, разносясь по всем волшебным полям и зачарованным лесистым долинам. Лишь когда принцесса была довольна и счастлива, волшебная страна могла наслаждаться удивительным светом и безмятежным покоем, благословение которых распространяется на все сущее, кроме предметов материального мира. Какое же иное, высшее счастье нужно этой земле? Да никакого, пусть ради этого и будет опустошена королевская сокровищница!
