И тут Нив и Зенд вдруг швырнули свой шест в эти синие неземные сумерки, и он упал на землю и остался лежать, словно обломок бушприта неведомого корабля на берегу еще не открытого моря, а оба безумца схватили своего господина.
— Страна снов и мечты! — воскликнул Нив. — Разве мало я видел снов?!
— И там не бывает луны! — поддержал товарища Зенд.
И Алверик ударил Зенда мечом по плечу, но расколдованный клинок оказался настолько тупым, что лишь несильно ушиб его, и тогда Нив и Зенд вырвали у Алверика меч и поволокли назад. И сил у них оказалась гораздо больше, чем можно было предположить, так что в конце концов они одолели своего господина и, вытащив его обратно в знакомые нам поля, — в мир, в котором Нив и Зенд почитались безумцами и, будучи чрезвычайно этим горды, безмерно ревновали к безумию других, — поволокли прочь — подальше от границы, над которой вставали бледно-голубые вершины Эльфийских гор.
Но хотя Алверик так и не попал в Страну Эльфов, голос его рога преодолел плотные сумерки барьера и потревожил воздух зачарованной страны долгим и печальным земным звуком, раздавшимся среди ее сонного спокойствия. И Лиразель услышала этот зов.
ГЛАВА XXVII
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛУРУЛУ
Над селением и замком Эрл вовсю бушевала весна. Она заглядывала во все щели, во все укромные уголки, во все потайные места, и ее разлитое в воздухе благодатное тепло будило все живое, не пренебрегая самыми крошечными из растений, заселившими щели старых бочек, землю под плющами и даже трещины в растворе, скреплявшем древние камни стен. В это время года Орион не охотился на единорогов, и не потому, что точно знал, когда у этих сказочных животных начинается брачный сезон (ибо время в зачарованной земле шло совсем не так, как у нас), а потому, что от своих предков-охотников он унаследовал стойкое отвращение к убийству живых существ в пору, когда начинают распускаться цветы и отовсюду несутся беззаботные песни. Поэтому он только и делал, что ухаживал за своей сворой, да глядел на холмы, ожидая возвращения тролля.
Но вот весна отшумела, и в полях запестрели первые летние цветы, а Лурулу все не возвращался, ибо в лесистых долинах Страны Эльфов время движется не так, как в полях, населенных людьми. И вечерами Орион вглядывался в темнеющие дали, пока гряда холмов не становилась совершенно черной, но так и не увидел, как над травой то появляются, то исчезают круглые головы троллей, спешащих в Эрл.
И когда из северных земель донеслось холодное дыхание осенних ветров, Орион все еще ждал Лурулу, хотя сырые туманы и желтеющие листья давно нашептывали ему об охоте, а собаки негромко скулили, тоскуя о просторах полей и пахучей цепочке следов, которая, словно таинственная тропа, тянется через весь широкий мир. Но Орион хотел охотиться только на единорогов и продолжал терпеливо ждать своих троллей.
Как раз в один из таких дней, когда земной закат был малиново-ал, а в воздухе ощутимо пахло близкими заморозками, Лурулу в зачарованной стране как раз закончил свой разговор с троллями, и ноги бурого племени — гораздо более проворные, чем заячьи — мигом домчали своих обладателей до сумеречного барьера. И если бы кто-то из жителей знакомых нам полей поглядел в этот час в сторону таинственной границы, где, по всеобщему мнению, заканчивалась наша Земля, — а люди, хотя и очень редко, все же посматривают в этом направлении, — он бы увидел странные серые фигуры, которые осторожно скользили в вечерней мгле. Один за другим тролли приземлялись на нашей стороне после головоломных прыжков через сумеречную границу и, с размаху плюхнувшись в траву, тут же начинали скакать, носиться и кувыркаться, то и дело разражаясь нахальным хохотом, словно только так и можно было вести себя на нашей планете, которая, кстати, была отнюдь не самой захудалой среди себе подобных.
Наконец, они тронулись в путь. С шумом, похожим на тот, какой производит ветер, играющий соломой крыш, тролли мчались мимо одиноких домов, и никто из тех, кто слышал этот тихий звук, даже не заподозрил, какие удивительные твари проносятся в эти минуты мимо. Исключение составляли лишь собаки, чья служба заключается в неусыпном бдении — они одни знают, какие странные существа порой проскальзывают в ночной темноте вблизи наших жилищ и насколько они далеки от всего земного. Сторожевые псы неизменно облаивают цыган, бродяг и всех, кто скитается по свету, не имея своего угла, но еще более свирепо они лают на лесных зверей, ибо ясно чувствуют то неослабевающее презрение, с каким все дикие животные относятся к человеку. И с особенной яростью собаки облаивают лисиц, ибо ощущают ауру таинственности, приобретенную ими в их дальних путешествиях за границы знакомого нам мира, но в ту ночь собаки буквально задыхались от злобы, так что некоторые фермеры даже подумали, уж не подавился ли их пес костью.
