– Нет, отчего же, – тут же отреагировал Шульгин, причем так, что Воронцов с Левашовым даже и не уловили предыдущего, – просто я уже устал состоять офицером для поручений…
– А что делать, раз ты поручик? – улыбнулся Новиков, довольный, что Сашка воздержался от комментариев по сути вопроса. – Олега не пошлешь, он при технике, а Дим вообще человек новый. Я бы и сам пошел, но…
– Ладно, сбегаю, – сказал Шульгин.
Он действительно сбегал, дождался на уже привычной ему площадке дома напротив, пока уснет Ирина, и осторожно постучал в дверь.
…Задача, поставленная Берестину, была одновременно и крайне проста, и таила в себе хитрости архитектурно-эстетического плана.
Дом, или, как он уже назывался попросту, форт, который решено было воздвигнуть как опорный пункт человечества на Валгалле, должен был обеспечить комфортабельное размещение, защиту от возможных природных катаклизмов, агрессивных действий местной разумной и неразумной жизни, не располагающей, конечно, осадной артиллерией и ядерным оружием, гарантировать полную автономность на длительный срок и вместе с тем своим внешним видом достойно представить самобытную культуру и национальные традиции первопереселенцев.
Пока Берестин трудился над эскизами и чертежами, расчетами потребных материалов и набросками интерьеров, на строительной площадке развернулись работы «нулевого цикла».
Метрах в двадцати от края обрыва, у подножия колоссальных сосен, больше похожих на секвойи, разместили, а потом и выкопали с помощью двух экскаваторов котлован десять на десять метров. Вначале шел мягкий грунт, а потом ковши заскребли по сплошной гранитной подушке. И Воронцову пришлось вспомнить свою флотскую специальность минера и подрывника. Конечно, работа с минами заграждения и торпедами отличается от гражданской пиротехники, но только в деталях. И он вполне успешно бурил шпуры, начинял их итальянским пластиком, в щебенку дробил розовый зернистый монолит.
– Надгробные памятники из него делать – цены бы не было, – усмехнулся Новиков, налегая на перфоратор и сплевывая попавшую на губы каменную крошку.
– Ага. Особливо если с травлеными портретами, – согласился Воронцов. – Счас как рванем – аккурат на миллион, если по десять тысяч за памятник считать…
Дойдя до глубины в пятнадцать метров, решили, что хватит. Отбойными молотками подровняли стены, выложили из готовых бетонных панелей пол, стены и три этажа перекрытий, обшили изнутри пенопластовыми щитами и вагонкой, проложили водопроводные трубы к ближайшему ручью и вывели за обрыв канализацию. Получились трюм и машинное отделение. В них установили три пятисотсильных дизель-генератора, емкости на пятьдесят тонн соляра, аккумуляторы от подводной лодки. Выше хватило места для складов, мастерских и стационарного поста управления СПВ.
Работали, разумеется, как хорошие армянские шабашники – часов по шестнадцать в сутки. И не потому, что было куда спешить, а от веселого трудового азарта, от непривычного ощущения, что работают для себя, от желания как можно скорее увидеть свои мечты и планы воплощенными в реальность.
К этому времени Левашов прямо между деревьями натянул медные шины, подвесив их на многозвенных фарфоровых изоляторах, по углам установил медные же параболические отражатели, и получилась третья по счету репликационная камера размером как раз с товарный вагон. Теперь он мог воспроизвести в ней все, что угодно, вмещающееся в эти габариты. Ну а если бы что-нибудь там все же не поместилось, камеру можно было раздвинуть и еще.
– Дожили, наконец, – сказал Шульгин, когда они сидели у костра за вечерним чаем. – С детства я коммунизм именно так и представлял. Правда, последнее время начал несколько разочаровываться.
– Последнее время – это как? – с интересом спросил Новиков.
– А вот как Олимпиада началась. Тогда я понял, что поспешил Никита Сергеевич.
Посмеялись, хотя и невесело.
Потом Берестин показывал свои чертежи и эскизы. Наибольшее впечатление произвел акварельный рисунок, на котором янтарно светился свежим деревом трехэтажный боярский терем. Казалось, снова вернулось детство с учебниками «Родная речь» на кремовой трофейной бумаге, в которых царь Салтан работы Билибина выходил на крыльцо такого же свежесрубленного дворца.
