Еще и потому необходимо было плотников вечером чаркой уважить, что сутки на Валгалле, как известно, были длиннее земных, и нетрудно представить, что в таком случае показывали часы. Закаты и рассветы ежедневно смещались на три часа и могли происходить и в полдень, и в два ночи, и в девять утра. Поэтому каждую ночь, когда плотники укладывались спать, приходилось перекручивать на их часах стрелки в соответствии с разработанным Левашовым графиком.
А уж каких там очертаний созвездия на небе, мужиков интересовало мало.
Наконец – закончили. Центральный терем вышел аж в тридцать восемь венцов. Стропила положили, коня и все, что положено. Спросили только плотники: «А чем крыть будем, хозяева? Если железом – так одно, а можно и лемехом, как скажете…»
Лемехом – это, как известно, тонкими осиновыми пластинами, фигурными. Традиционно, но и сложно, а времени лишнего сколько потребует… Но и железом не хотелось, стиль нарушался. Берестин, как автор проекта, продумал, прикинул и приговорил: крыть листовой бронзой, бериллиевой, нетускнеющей, да вдобавок и полированной. Выйдет – как купола на храмах.
Хоромина получилась на удивление. Внизу – большой холл, сени, кухня, еще четыре комнаты под библиотеку, а наверху – холл поменьше, две горницы, шесть спален. И еще застекленная веранда в сторону реки, и открытая галерея поверху с навесом на резных балясинах.
Заодно срубили и отличную баню, соединили с теремом крытым переходом, чтоб по холоду не бегать, потому что, согласно расчетам Воронцова, зимой в этих широтах вполне можно ожидать морозов градусов до пятидесяти, так что не очень и набегаешься.
Мужики оказались не только плотниками, но и столярами, печниками тоже. На все руки, в общем. И камин сложили, и плиту в кухне, и четыре печи-голландки, каменку в бане. Живи и радуйся. А в завершение еще и украсили крыльцо и наличники по фасаду деревянным кружевом.
Закончили все, повтыкали топоры в бревно у порога.
– Шабаш, хозяева. Ставь магарыч.
Поставили, конечно. Рассчитались с дядей Колей и сверху против договора добавили. За такую работу не жалко.
Платили, безусловно, настоящими деньгами, никаких фокусов с копиями. Другое дело, что для этого пришлось десяток «Шарпов» в московские комиссионки сдать. Но тут все по закону.
Кроме того, Левашову пришлось как следует подумать насчет возвращения к родным пенатам. Вряд ли поверил бы кто, если б мужики вернулись домой на другой день – и с большими тыщами. Участковый бы наверняка заинтересовался. А две недели – вполне подходяще. Еще и погордятся мастера, что такое дело так быстро отгрохали. Да никто и вникать не будет. Уехали – приехали, а где были да чего делали… Их слушай, они тебе такого расскажут.
Однако бригадир дядя Коля явно заподозрил неладное. И ежедневные возлияния не помогли. Во время перекуров и вечерами он как бы невзначай не раз заговаривал то с Новиковым, то с Левашовым по старой дружбе, с Сашкой само собой, только Воронцова сторонился. Не вообще, по работе он его уважал, а вот приватных разговоров избегал.
То удивлялся, что река такая большая, а за все время ни одного парохода не проплыло, то начинал прикидывать, в какой стороне Москва, а где Кострома, где Вологда – по расчету времени в дороге и положению солнца. И отвлекать его внимание становилось все труднее. В конце концов, когда Новиков высказал друзьям свою озабоченность, Воронцов, усмехнувшись, сказал:
– Ладно, я с ним поговорю.
И поговорил. Отвел вечером в сторонку, огляделся – не подслушивает ли кто.
– Тебя, Николай Семенович, зачем нанимали? Дом строить? Вот и строй. А остальное… Что такое секретный объект – знаешь? Тебя сюда ночью привезли, ночью и увезут. И про все забудь, где был, что видел… Слыхал поговорку: меньше знаешь – дольше живешь?
Прием сам по себе достаточно пошлый, но зато и беспроигрышный. Избавляющий от необходимости каждый раз придумывать убедительные ответы. Да и самому бригадиру на пользу. Ему ведь сразу стало легче. Раз объект секретный, то все остальное объясняется само собой. И никаких недоумений.
Такая у нас национальная психология.
