Сталин подошел к сейфу, достал оттуда большую карту. На ней Марков рано утром нанес расположение немецких войск на двадцать первое июня. На полях были аккуратно выписаны номера дивизий, корпусов и армий, количество танков, артиллерии и самолетов. Развернул карту на столе и похлопал ладонью.
– Может быть, было бы правильней, если бы вы мне показали такую карту, товарищ Жуков. Вам подготовлено помещение здесь, в Кремле. Завтра в это время жду ваших предложений. Еще раз советую принять следующую вводную: территорию бывших Западных Украины и Белоруссии мы удержать не сможем. Будем сражаться за каждую удобную позицию и медленно отходить. Главное – заставить противника потерять темп, ввести в бой оперативные и по возможности стратегические резервы. Любой ценой выиграть время. Любой! Изобретайте новую тактику, вспоминайте опыт Первой мировой, что хотите, но на три хотя бы недели немцев надо удержать перед старой границей. И не бойтесь товарища Сталина, если он будет вас критиковать, у него такая должность. Хуже того, что вам могут сделать немцы, он вам не сделает… Можете идти. Товарищ Марков, задержитесь…
Они остались одни. Новиков, забыв привычки Сталина, отдернул глухую кремовую штору, открыл окно, нервно курил, глядя в темный и пустой внутренний дворик.
– Ну как? – наконец спросил он.
– Лихо! Я прямо обалдел. Представляю себе самочувствие товарищей… Кино!
– Слушай, а может, действительно кино? Играем, дураки, а те – смотрят, любуются и ставят галочки в журнал наблюдений.
– Было уже. И я так думал, а особенно Воронцов. Это у тебя с непривычки. Пусть хоть десять, хоть один процент за то, что все на самом деле, я буду играть.
– Ну ладно, идите, товарищ Марков, – сказал Сталин, и тут же Новиков спохватился: – Ты смотри, только чуть отвлечешься – и пожалуйста…
Берестин усмехнулся.
– Ничего, так не страшно. Ты смотри в другую сторону не ошибись.
– Да… Хорошо, ты действительно иди к ним, а я тут вооруженцев вызвал. Воодушевлю и идей накидаю. И еще. Я приказал под Москвой создать лагерь… тьфу, черт, лагерем-то нельзя называть, ну, в общем, учебно-тренировочную базу санаторного типа для оздоровления и переподготовки освобождаемого из заключения комсостава.
– И большая база получается?
– Большая, но меньше, чем хотелось бы. Нам бы с тридцать шестого года сюда попасть.
– С тридцать шестого не выдержали бы. Мы же с тобой дилетанты, как ни крути. Спринтеры. Про себя не знаю, а тебя Сталин рано или поздно стопчет… Извини, если не так сказал.
– Ладно, иди… – махнул рукой Новиков. – До завтра.
Когда дверь отведенного им кабинета закрылась и полководцы остались одни, какое-то время они молчали, не глядя друг на друга. Поворот, происшедший не только в стратегической концепции, но и в самой личности Сталина, в его манере разговора, даже в стиле мышления был настолько разителен, что требовал серьезного осмысления. У Сталина и раньше бывали смены настроения, и смены политической линии тоже, но был сейчас штрих, который сразу заметил Шапошников, ощутил Жуков и не понял только Тимошенко: все предыдущие политические эволюции Сталина так или иначе вели к усилению его личной власти и сопровождались безудержным воспеванием прозорливости и дальновидности вождя. Теперь же он начал с признания своих ошибок.
Но, в любом случае, надо выполнять приказ и ждать развития событий. А события надвигались явно грозные.
Жуков испытывал тайную радость оттого, что Сталин так недвусмысленно признал его правоту и наконец развязал ему руки, сняв с души невыносимую тяжесть собственного бессилия.
Шапошников, как теоретик по преимуществу, не отвлекаясь на детали, пытался на ходу выстроить наметки новой теории начального периода войны – теории, свободной от догматического и бессмысленного лозунга «Малой кровью, на чужой территории». Особенно бессмысленного после разгрома Франции и Дюнкеркской катастрофы англичан. Царская Россия, чья армия была гораздо лучше готова к войне, чем нынешняя Красная армия, едва-едва удерживала германский фронт при том, что больше половины вражеских сил отвлекали союзники. Отказ от нереалистической военной доктрины позволит сохранить силы до более благоприятных времен.