— Ты не можешь отречься от меня? — восторженно вскрикивает она.
— Не могу…
— О, Николенька!!!
Долго стоит она у плетня, слушая глухой топот лошадиных копыт. Волосы ее, сырые от росы, круче вьются вокруг лица. Ветерок играет ими. Слезы счастья бегут по бледным щекам.
Пусть ничего более не подарит ей жизнь!
Но эта ночь была…
На рождение Веры Филипповны, как всегда, собирается пол-уезда.
Соня и хозяйка изнемогли от забот. Улыбки потеряли радушие и стали напряженными.
— У меня даже глаза останавливаются, — перед завтраком говорит Соня подруге. — Помоги, Манечка! Расставь закуски. У тебя есть вкус. Господи! Скорей бы уехать от этой глупой суеты!
Она волнуется, что нет Штейнбаха. От Лики она знает, что он внезапно выехал в Москву. Неужели он забыл об этом дне? Она так просила его приехать.
«Если приедет, встреча с Нелидовым неизбежна… А Манька? Она, кажется, даже не думает об этом. Вся сияет… Хоть бы что!»
Нелидов является к завтраку.
Хозяева встречают его с заметной гордостью. Он краснеет, ловя на себе сияющий взгляд Мани.
«Как она женственна! Как прекрасна! — думает он. — Какой румянец! Блеск глаз! Смех! Может ли у такой быть угрожающая наследственность? Ведь это сама Радость…»
«Приходи в беседку!..» — шепчет Маня, нагибаясь к его плечу, чтоб налить ему вина.
Он на мгновение жмурится «Неужели никто не слыхал?… Безумная…»
Но гам стоит за столом. Пятьдесят человек говорят разом, стучат ножами, звенят стаканами.
«После завтрака иди в парк…» — говорит она, почти не шевеля губами. Но ему все ясно.
— А может быть, вы другого хотите? — голосом, полным иного значения, спрашивает она. И смотрит ему в душу.
Он кидает беглый взгляд на соседей и тогда только решается ответить улыбкой.
«О, маленький! Как он смутился!..»
Внутри у нее все дрожит от счастливого смеха.
— Благодарю вас, — нежно говорит он. — Я не пью вина.
— Пожалуйста! — И глаза ее говорят: «Приходи!..»
— Может быть, вам угодно этого вина? — спрашивает он свою соседку, хорошенькую Катю Лизогуб.
— Да, пожалуйста!.. Ха!.. Ха!.. Ха!..
«Какая она глупая! Почему она смеется?» — раздражительно думает Соня. «Неужели потому, что У нее красивые зубы? Ах, эти женщины!..»
Она усадила около себя Лику и Розу. Немного дальше сидит учительница. Все три девушки приглашены по ее настоянию, после бурного объяснения с матерью.
Когда подали жаркое, Христя подходит с таинственной миной.
— Панночка, там из Липовки чоловик пришел…
— Что такое?
Соня встает. Бежит на кухню. И вскрикивает.
— Откуда это? — спрашивает она, большими глазами глядя на роскошную финиковую пальму.
Рабочий, весь в пыли, сидя на корточках, развертывает рогожи и осторожно снимает бечевки.
Кухарка далеко от себя держит громадный букет из орхидей и роз.
— Господин Штейнбах прислал из Москвы, — отвечает рабочий, не поднимая головы.
— С вами прислал? — спрашивает Соня.
— Со мной. Рогожа падает.
Медленно развертываются ветки. Рабочий встает.
— Вам письмо, — говорит он мягко. И передает Соне конверт из бумаги, толстой как картон.
«ВЕРЕ ФИЛИППОВНЕ ГОРЛЕНКО!»
В первый раз она видит почерк Штейнбаха. Странные, как бы нарочно выписанные буквы: твердые, острые, готические какие-то. И в то же время судорожные, кривые, неровные.
— Благодарю вас! — говорит она робко. — Я сейчас передам букет. Вы подождете?
— Я должен внести пальму! — так же мягко отвечает он глубоким басом.
Соня входит с букетом и письмом. Вера Филипповна растрогана. Она читает вслух письмо. «Если позволите, буду к обеду…»
— Так он здесь? — кричит Соня, разом теряя голову.
Хорошо, что никто не заметил. Женщины рассматривают букет.
— А где же пальма? — спрашивает хозяйка. Извиняется и идет на кухню.
— Внесите пальму, пожалуйста, в залу, — говорит Вера Филипповна рабочему.
Все повскакали с мест. Дядюшка машет салфеткой.
— Это удивительный экземпляр, господа! Такой я видел только в оранжерее покойного барона.
— Вы думаете, что? Наверное, полсотни стоит, — говорит Лизогуб.
— Будет вам! Брешете! — Горленко машет на него рукой.
Он совсем захмелел от горилки.
— Какая прелесть! — задумчиво говорит Маня.
И рука ее нежно ласкает экзотическое растение.
