— Мы должны, должны показать его! — чуть не каждый день говорил Нортумберленд.
И сегодня он произнес ту же фразу.
Королевские врачи не отходили от постели больного, члены Тайного совета с нетерпением ожидали их очередного решения (если не приговора) по поводу здоровья юного монарха. Будет он наконец в состоянии появиться перед народом?
Герцог Суффолк приблизился к Нортумберленду.
— Народ требует своего короля, — сказал он, привычно дернув себя за короткую бороду.
— У меня есть уши, — раздраженно отозвался Нортумберленд. — Могу сам слышать.
Нортумберленд не слишком умел сдерживать себя, а в этом случае не считал особенно нужным. Он знал, что медлительный тугодум Суффолк не примет его раздражение за обиду: не к такому еще привык, общаясь со своей злобной супругой.
— В конце концов, ничего страшного, — примирительно произнес Суффолк. — Пусть покричат. Нужно чаще объяснять им, что зимой королю делается хуже, он плохо переносит холод. Людям надоест ожидать его, стоя на улице.
— Пожалуй, вы правы, — согласился его собеседник. — А через несколько месяцев мальчишка умрет. И тогда у нас будет Мария, которая выйдет замуж за Филиппа Испанского и потянет страну обратно в католицизм.
Оба замолчали, размышляя о том, что в этом случае потеряют лично они, каких доходов и привилегий лишатся. Ведь после того, как прежний король, Генрих VIII, совершил в стране церковную реформацию, порвал с папой римским и заменил католицизм новой, англиканской, религией, став ее главой, многие сторонники короля захватили и поделили между собой несметные богатства католической церкви: земли, поместья, ценности. А также получили новые титулы, права и власть. Им всем было что терять, если на престол взойдет сестра нынешнего короля принцесса Мария, оставшаяся ревностной католичкой.
— Необходимо заставить Эдуарда назвать своей преемницей не Марию, а Елизавету, — высказал их давнюю цель Суффолк. — Она хотя и моложе на семнадцать лет, но зато никогда не была католичкой. Эдуард тоже весь в отца — терпеть не может католиков. Разве он захочет, чтобы на трон уселась его старшая сестрица и начала все поворачивать вспять? Да, Елизавета из настоящих протестантов. Она…
— Она, — перебил его Нортумберленд, — слишком молода, и никто из нас не знает ее толком, потому что она чертовски хитра и скрытна. И что там таится в ее рыжей голове — одному Богу известно.
— Итак, вы полагаете, что она тоже не вполне подходящая особа для трона?
— Лучше, чем ее сестра, но я бы отверг обеих.
Суффолк посмотрел на него с испугом: такого тот так прямо еще не говорил.
— Не будете же вы отрицать право наследования, герцог?
— Я не буду, — спокойно сказал Нортумберленд. — Но если мы сумеем уговорить нашего несчастного больного юношу… Умирающего…
Внезапно Суффолк с хитрецой взглянул на него и, дернув себя за бородку, проговорил:
— Если лишить наследственного права обеих сестер, то следующей в этом ряду будет моя супруга. Как‑никак она племянница покойного Генриха. Что вы на это скажете?
— Ого‑го! — Этим восклицанием Нортумберленд заменил прямой ответ. А потом добавил с улыбкой:
— В этом случае хоть каким‑то утешением для меня будет некая свадьба.
— Моей дочери Джейн и вашего сына, милорд? — уточнил Суффолк, тоже улыбнувшись.
— Совершенно верно, милорд.
В это время отворилась дверь из покоев короля и оттуда показалась целая процессия одетых в черное лекарей. Один из них нес в вытянутых руках сосуд, накрытый крышкой, горестно покачивая над ним головой.
— Плохо, милорд герцог, его величество совсем плох, — провозгласил главный из лекарей, обращаясь к Нортумберленду. — Лекарство, которое мы дали раньше в надежде, что оно поднимет его хоть ненадолго с постели, не помогло. Больному стало хуже.
— Как это так? — рявкнул герцог. — Если не помогло, то почему же хуже?
— У короля началось воспаление кишок, — уклонился от прямого ответа врач. И добавил, указывая на сосуд в руках другого врача:
— Его величество потерял много крови. Это явилось следствием…
— Можно его подвести к окну? — не слушая объяснений, спросил герцог.
— Я бы не советовал этого делать, ваша милость.
