— Какой Кижаев?
Мама Бориса Сергеевича обеспокоена. Сейчас не нужно расспрашивать Борю — он только что вернулся с работы. Может, ей показалось, что у сына счастливые глаза?.. На работе у врача не только удачи.
* * *
Борис Сергеевич внимательно разглядывает себя в зеркале: действительно, одно ухо как будто больше другого…
Надев вязаную шапочку, Борис Сергеевич выдёргивает из-под кота Фильки свой свитер.
— Мама, я пройдусь, — говорит он. — Сегодня чудесный вечер!
* * *
Над тёмным лесом луна. От её света искрится снег. Отталкиваясь лыжными палками, доктор легко бежит по дороге.
Трудно лечить детей. Но если о тебе говорят: «Мой доктор… Он самый, самый хороший»?!
Борис Сергеевич ускоряет шаг и взбирается на ледяную гору. Он летит по крутому скату.
На горе — никого… Никто не любуется смелым лыжником. Только луна медлит опуститься за лес.
А Борис Сергеевич опять и опять поднимается на вершину и летит с горы, лихо подскакивая на бугре…
Неужели этот отчаянный большой мальчик — взрослый человек и даже доктор?
Василий Кижаев не воспользовался пропуском.
— Он аккуратно является каждый день без всякого пропуска, — рассказывает сестра Борису Сергеевичу.
— Очень хорошо.
У Бориса Сергеевича задача — не помешать Кижаеву. Он даже не расспрашивает Алёшу о тайных свиданиях. Да и Алёша уже не всегда подробно рассказывает о том, какие ему приносит Кижаев новости.
Совсем недавно Алёша попросил:
— Потрогайте, пожалуйста, мои мускулы. Наверное, мне уже пора гулять по воздуху?
— Молодец! Скоро отправишься гулять. Но пока ещё повременим.
Борис Сергеевич понимал, что Алёшина просьба продиктована Кижаевым.
«Как бы поговорить с этим Кижаевым? Что, если для него свидания с Алёшей просто интересная игра? А дальше?»
Выпишется Алёша из больницы, Кижаеву не надо будет проникать в запретную зону, изобретать письма, рисовать мечи… Появится у Василия другая тайна. А что будет с Алёшей?
Надо что-то придумать, надо обязательно поговорить с Кижаевым, но пока Борис Сергеевич ничего придумать не мог.
* * *
— Боря! Тебя давно ждут, — сказала мама, когда он вернулся с работы.
Борис Сергеевич не поверил своим глазам: на табуретке в прихожей сидел Василий Кижаев.
Василий смотрел на доктора исподлобья и мял в руках шапку.
Ну-ка он рванётся к двери и исчезнет?
— Здравствуй! Здравствуй! — сказал Борис Сергеевич как можно приветливее. — Я очень рад. Раздевайся, поговорим.
Кижаев продолжал терзать свой заячий треух и говорил что-то невнятное. Борис Сергеевич всё-таки разобрал:
— Стонет… На ногу ступить не может… Звать врача не велит.
— У кого болит нога?
— У деда болит, — ответил Василий уже более внятно.
— Где дед живёт?
— В Федосеньке.
— Ну что же, очень хорошо, навестим твоего деда.
— Дед заругается, — сказал Кижаев теперь уже громко и вполне членораздельно.
— Ты, пожалуйста, посиди, подожди, а я сейчас, — сказал Борис Сергеевич.
Василий молча смотрел, как Борис Сергеевич укладывает свой чемоданчик.
— Ну, пошли!
Борис Сергеевич и Василий шли рядом, а когда от речки свернули на федосеньскую тропу, то Кижаев пошёл впереди.
— Осторожнее! Упасть можно! — предупреждал он.
Тропа действительно была скользкая и горбатая.
У крыльца Василий сказал:
— Стучите громче! — А сам будто растаял: ни на ступеньках, ни на крыльце его не было.
* * *
Опираясь на костыль, Василий Андреевич открыл дверь.
— Я к вам, — сказал Борис Сергеевич.
Дед смотрел неприветливо.
— Я к вам, я врач, — повторил Борис Сергеевич. Дед впустил его в дом.
— У вас и без меня забот много, — ворчал он. — Полегчало, я бы и сам пришёл… Кто же побеспокоил вас?
Борис Сергеевич осторожно мял отёкшую ногу:
— Так, понятно, понятно…
— Прошу прощения, — продолжал настаивать дед, — хочу знать, кто побеспокоил?
— Никто, никто меня не беспокоил! Я обязан вас наблюдать. Буду приходить — ногу непременно надо лечить.
— Ну, если обязаны, приходите.
Взгляд у деда уже не такой колючий.
— Нога моя уже какой год болит. В половодье мозжит — сил нет, хоть криком кричи!
— Обязательно надо лечить!
Деду Борис Сергеевич по душе. Другой бы выписал ветерану войны рецепт, пожелал здоровья — и до свидания, а этот не торопится. Сидит расспрашивает, слушает старика.