Я отпрянула, ударившись о человека, сидевшего за моей спиной.
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Охранники пустили нас не по доброте душевной, они ясно дали понять, что убежище закрыто. Один даже наставил на меня винтовку, — прошипела я. — Но что-то заставило его передумать! — Я наклонилась, как это сделал он минуту назад, желая выглядеть уверенной и напористой. Однако Макс не отодвинулся, и я вновь оказалась в опасной близости от него. Я надеялась, что он не слышит, как бьется мое сердце. — Думаю, ты как-то с этим связан.
Уголок его рта дернулся, и он, явно довольный, положил ладонь мне на щеку. Я была уверена, что все вокруг слышат стук моего сердца.
— Все дело в форме, — сказал он так тихо, что я едва расслышала его слова.
Я отрицательно покачала головой, не веря, что все так просто, но его ладонь оставалась на моем лице, а кончики пальцев следовали линии волос. Его большой палец двигался к моим губам, и я закрыла глаза. Мне следовало стряхнуть его руку. Я говорила себе, что не хочу, чтобы он меня трогал, и что его прикосновение ничего не значит — совсем ничего.
Его рука оставалась там же, где была, большой палец замер у моих губ. Я открыла глаза, наблюдая за тем, как он разглядывает мой рот.
— Ты такая красавица.
— Прекрати, — выдохнула я. — Это не ответ.
Большой палец чуть сдвинулся, оставив чувственный след у нижней губы. По спине у меня побежали мурашки.
— Ты ни о чем меня не спрашивала.
Не сводя с него глаз, я задала вопрос:
— Кто ты?
Его словно ударили током. Палец отдернулся от моего рта, рука — от лица.
— Что ты имеешь в виду?
— Откуда ты, Макс? Какому классу ты принадлежишь? На каком языке говоришь? — Я попыталась вспомнить все те вопросы, которые припасла, и даже те, о которых боялась думать. — Почему ты здесь, когда на наш город напали? Разве ты не должен быть в другом месте?
Его челюсти сжались, мышцы напряглись.
— Я именно там, где и должен быть.
— Ты понимаешь, что я имею в виду. Разве тебе не надо быть со своим батальоном? Разве у тебя не будет неприятностей из-за того, что ты не с ними? — Я не сознавала, что почти кричу, пока в нашу сторону не повернулось несколько голов. Смутившись и прикусив губу, я гневно взглянула на Макса, мысленно обвиняя его в своей вспышке.
Теперь, когда он наклонился, опасность больше не была воображаемой, и мое желание исчезло под натиском страха.
Он стиснул зубы.
— Тогда, может, обменяемся секретами, а, Чарлина? Я отвечу на твои вопросы, а ты — на мои. — Он поднял бровь, перейдя на тот самый диалект, который я никогда не слышала вплоть до вечера, когда увидела его впервые. Диалект, который я не должна была знать.
Мне не понравилось, куда зашел наш разговор, и мой живот болезненно сжался.
— Ну ладно, — ответила я, на этот раз шепотом. — Мне все равно, что там случилось. Я не хочу ничего знать ни о тебе, ни о том, откуда ты взялся. И чем раньше мы отсюда выберемся, тем лучше, потому что тогда тебе можно будет не беспокоиться, что я вынюхиваю подробности твоей жизни.
— Брось, Чарли, все становится только интереснее. Ты ведь не хочешь, чтобы вот так это и закончилось.
— Оставь меня, — прошипела я, отворачиваясь. Мои щеки горели от гнева, стыда и сожаления.
Никто и никогда не смущал меня так, как он.
Я молчала, однако он не пытался продолжать разговор. Всеобщее молчание было плотным, и только звуки, доносившиеся сверху, из города, напоминали всем нам о том, почему мы скрываемся под землей, прижимаясь друг к другу.
Временами казалось, что бомбы, из-за которых дрожала земля, рвались прямо над нами, и я тревожилась за себя и сестру, которая на самом деле не спала, а просто без движения лежала на моих коленях. Иногда взрывы были далекими, и тогда я беспокоилась за родителей, за Арона и Бруклин. За всех, кого здесь не было.
С Максом было легко не говорить. Меня охватил страх, сделав грубой, выедая изнутри. Я не хотела испытывать еще и гнев, но в этом была его вина. Его выбор.
Из-за всех его секретов и лжи невозможно было на него не злиться.
Настал момент, и сон победил. Не помню, когда я сдалась его власти, однако чувствовала, что изнеможение вынуждает меня закрыть глаза, а усталость ослабляет организм.