А вот Кристина, похоже, не так уж радовалась успешному подтверждению их гипотезы. Ее глаза на секунду затуманились — эмоциональный всплеск, который сразу же улегся.
— Да-а… Допустим, вы правы. По всей видимости, так оно и есть. Это определенно объясняет все числа. И загадочное поведение Франца в последнее время, его ночные раскопки. Он ведь прятал свои находки. Наверное, ужасно волновался. А в последнее время перед… перед тем, как… это случилось, страшно нервничал.
Ее настроение тронуло Роба, и он мысленно обругал себя. Действительно, он думает лишь о своей работе, а ведь погиб человек.
— Остается еще множество вопросов, — как бы отвечая мыслям собеседника, сказала, нахмурившись, Кристина.
— Один из них — почему убили Франца?
— Именно.
— Ну… — принялся рассуждать вслух Роб, — допустим… допустим, какие-нибудь американские евангелисты узнали, чем он занимается. В смысле, о раскопках Эдема.
Кристина рассмеялась.
— И наняли убийцу? Да уж. Евангелисты всегда славились редкой раздражительностью.
В ее чашке не осталось ни капли. Женщина поднесла сосуд к губам, поставила на место и сказала:
— А вот и второй вопрос: почему охотники засыпали Гёбекли? Этого теорией Эдема не объяснишь. На то, чтобы завалить весь храм землей, должен был уйти не один десяток лет. Зачем это понадобилось?
Роб поднял глаза к голубому небу Урфы, вероятно надеясь на озарение.
— Не потому ли, что храм был напоминанием о грехопадении? Может, даже на такой ранней стадии развития цивилизации он символизировал ошибку человечества? Падение в грех труда… Начало подневольной работы. Вот и упрятали предмет своей главной гордости то ли от стыда, то ли от злости, то ли от обиды, то ли от…
Кристина выслушала его тираду с равнодушным видом.
— Ладно, — улыбнулся Роб. — Допустим, моя версия никуда не годится. А по-вашему, каков ответ?
Она пожала плечами.
— C'est un mystère[16].
Еще некоторое время они молча сидели за столиком.
В нескольких ярдах от них за грядой розовых кустов ребятишки восторженно размахивали руками, указывая на плававших в пруду рыб. Роб обратил внимание на девочку лет одиннадцати, с ярко-золотистыми курчавыми волосами. А ее мать была облачена во все черное — мешковатое платье до пят и паранджу. Робу на миг сделалось грустно: скоро и эту веселую красивую девчушку упрячут от чужих глаз, как и ее мать. На всю оставшуюся жизнь завернут в черное.
И тут же он почувствовал укол совести — по отношению к собственной дочери. Конечно, он хотел разобраться в тайне, и все же в глубине души по-прежнему хотел поскорее вернуться домой. Вернее сказать, его отчаянно тянуло к Лиззи.
Кристина открыла записную книжку Брайтнера и положила ее на стол рядом со своей. На столешнице играли тени и блики солнечных лучей, что пробивались сквозь листву лаймовых деревьев.
— Еще один, последний момент. Кое-что, о чем я вам пока не говорила. Помните последнюю строчку в его записной книжке?
Она повернула книжку так, чтобы Робу было удобнее читать, и указала пальцем.
В этой строке упоминались черепа. «Чайеню, черепа, cf Орра Келлер».
— Я не говорила об этом прежде, потому что была сильно сбита с толку. Мне казалось, что это никакого отношения не имеет. Но теперь… Впрочем, посмотрите сами. У меня возникла идея.
Он склонился и прочел строку. Но так ничего и не понял.
— Кто такая Орра Келлер?
— Это не имя! — с жаром пояснила Кристина. — Мы лишь предположили, будто это имя, потому что оба слова начинаются с заглавных букв. Но теперь я думаю, что Франц просто смешал языки.
— Все равно не понимаю.
— Смешал немецкий с английским. И…
Роб случайно взглянул через плечо Кристины.
— Боже мой! — воскликнула вдруг Кристина, замерев.
— Что?
— Не оглядывайтесь. Это Кирибали, полицейский. Он увидел нас. И идет сюда.