— Где же лестница? — спросил Роб.
— Следуйте за мной.
Три минуты спустя они оказались в задней части здания и увидели узкую деревянную лестницу, поднимающуюся с первого этажа до чего-то наподобие антресолей. Лестница была плохо освещена, на сжимающих ее стенах темнели дубовые доски.
Роб присел на корточки и костяшками пальцев постучал по самой нижней ступеньке. Судя по звуку, полость отсутствовала. Кристина проделала то же самое со следующей ступенькой.
Директор с обеспокоенным выражением лица наклонился к ним.
— Что вы делаете?
— Да вот думаю, не спрятано ли под ней кое-что? Тогда, если я услышу гулкий звук…
— Неужели будете отдирать их?
— Да, — ответил Роб. — Конечно. Как же иначе?
Лицо директора стало пунцовым.
— Но это одно из самых серьезно охраняемых зданий Дублина! Нельзя просто войти сюда и выломать, что вам вздумается. Мне очень жаль, я понимаю ваши затруднения, но…
Роб уселся на ступеньку, пытаясь совладать с гневом. Форрестер о чем-то коротко переговорил с Дули, и тот повернулся к Мэтьюсону.
— Знаете, она ведь краски просит.
— Простите?
— Лестница, — пояснил Дули. — Запустили вы ее. Нужен мелкий ремонт.
Директор вздохнул.
— Ну да, с деньгами у нас туго. Вестибюль смогли оштукатурить, на прочее средств не осталось…
— Зато у нас есть, — заявил Дули.
— Что?
— У нас есть деньги. У гардаев. Если нам придется сломать несколько ступенек в интересах следствия, мы, разумеется, возместим колледжу ущерб. — Дули похлопал Мэтьюсона по плечу. — И жаловаться на скупость полиции вам не придется.
Мэтьюсон криво улыбнулся.
— Достаточно, чтобы отремонтировать и покрасить несколько лестниц? И может, пару аудиторий?
— Думаю, да.
Улыбка директора стала шире; у него будто камень свалился с души.
— Хорошо. Полагаю, я смогу дать разумное объяснение своим коллегам попечителям. Можете приступать. — Он помолчал. — Хотя… не уверен, что вы ищете там, где надо.
— У вас есть другая идея?
— Всего лишь предположение. На основе многолетнего опыта.
— Поделитесь с нами!
— Я всегда думал… — Он пробежал взглядом вверх по лестнице. — Я всегда удивлялся, почему у маленьких лестниц наверху часто бывает такой странный изгиб. Вон, посмотрите — она просто поворачивает. На самом верху. Без каких-либо архитектурных соображений. Это неудобно, когда несешь много книг: можно споткнуться. И темно вдобавок. Один студент в Рождество сломал тут лодыжку.
Роб и следом за ним Кристина уже взбегали по ступеням. Лестница действительно резко сворачивала влево. Роб начал в этом месте простукивать стенные панели. Звук получался гулкий.
Они поглядели друг на друга. Щеки Мэтьюсона вспыхнули.
— Потрясающе! Нужно вскрыть стену и посмотреть, да? В подвале есть долото и фонарик. Я сейчас принесу…
— Оставьте!
Роб достал из кармана швейцарский перочинный нож и откинул прочный клинок.
Кристина, Дули, Форрестер и Мэтьюсон молча смотрели, как Роб вонзил сталь в доску, с легкостью проткнув ее. Панель оказалась совсем тонкой, явно фальшивой. Роб несколько раз повернул нож, а потом принялся вырезать прямоугольное отверстие. Форрестер взялся за край отверстия, и вдвоем с журналистом они выломали изрядный кусок фанеры. Им открылась темная объемистая ниша, из нее потянуло плесенью. Роб просунул руки в дыру и принялся шарить.
— Такая темень! Я ничего не вижу…
Кристина достала мобильник, зажгла его экран и посветила в нишу над плечом Роба.
Роб и Форрестер потрясенно смотрели; Дули выругался; Кристина от удивления приложила ко рту руку.
В глубине ниши, покрытая толстым слоем пыли с паутиной, стояла большая коробка из ветхой кожи.
Кряхтя от натуги, Роб вытащил находку на лестницу.
Круглая с плоским верхом коробка была сделана из кожи — потрескавшейся, обшарпанной, обветшалой черной кожи — и определенно выглядела как вещь из восемнадцатого столетия, причем вещь аристократическая.
Наподобие ручного багажа какого-нибудь лорда, ездившего по просвещенным странам для завершения образования. Коробка по виду соответствовала архитектурному стилю дома, где так долго пролежала в тайном укрытии.
Ее покрывала толстая пелена пыльной паутины. Кристина протерла крышку, и проступили сначала буквы, а потом и слова, тонко, изящно написанные золотом.
