Акйил пожал плечами и спрыгнул с подоконника внутрь комнаты.
– Это удивительно, с какой скоростью я способен продвигаться вперед, когда ты не мешаешься под ногами. Оказывается, ваниате – все равно что обчищать карманы: кажется сложным только до тех пор, пока не поймешь, в чем фишка.
– Опиши же мне это переживание, о просветленный!
– Ваниате-то? – Акйил нахмурил брови, словно в раздумье. – Это глубочайшая тайна! – наконец провозгласил он, пренебрежительно махнув рукой в сторону Кадена. – Такой недоразвитый червь, как ты, никогда не сможет ее постигнуть.
– А знаешь, – сообщил Каден, снова устраиваясь на табуретке, на которой работал, – Тан сказал мне, что ваниате практиковали кшештрим.
У него было предостаточно времени на то, чтобы обдумать это необычное заявление, но Акйил несколько последних дней безвылазно провел на кухне, за большими железными котлами, в которых варил синичное варенье под присмотром Йена Гарвала, так что у двоих приятелей не было возможности поговорить. Со всей этой суматохой вокруг неведомой твари, убивающей коз, Каден в конце концов решил отложить разговор с Акйилом о ваниате до тех пор, пока не выдастся удобный момент.
– Кшештрим? – Акйил наморщил лоб. – Я думал, Тан не из тех, кто интересуется сказками для детишек.
– Но ведь есть же записи, – возразил Каден. – Они вполне реально существовали.
Все это они уже обсуждали прежде. Каден видел летописи в имперской библиотеке – свитки и тома, заполненные неведомыми письменами, которые, по утверждению писцов его отца, принадлежали некоей давно вымершей расе. Там были целые комнаты, отведенные под тексты кшештрим – бесчисленные полки, уставленные бесчисленными кодексами; изучать эту коллекцию приезжали ученые изо всех стран, даже за пределами двух континентов – из Ли и даже из Манджарской империи. Однако Акйил был склонен верить лишь тому, что можно увидеть или украсть. Кшештрим не разгуливали по Ароматному Кварталу в Аннуре, а значит, не о чем и говорить.
– Может, это кшештрим убивают наших коз, – с деланой серьезностью предположил Акйил. – Вдруг они едят мозги? Кажется, мне кто-то говорил что-то в этом роде.
– От людей можно услышать все что угодно, – ответил Каден, игнорируя его сарказм. – На рассказы нельзя полагаться.
– Так это же ты веришь всяким россказням! – запротестовал Акйил.
– Я верю в то, что кшештрим действительно жили. Я верю, что мы вели с ними войну, которая длилась десятилетия, а то и столетия. – Каден покачал головой. – Но помимо этого трудно сказать что-нибудь определенное.
– То ты веришь рассказам, то ты не веришь рассказам… – Акйил погрозил ему пальцем. – Не вижу логики!
– Хорошо, давай тогда на примере. Тот факт, что половина твоих россказней – ложь, еще не значит, что Ароматный Квартал в Аннуре не существует.
– Моих россказней? Ложь? Я протестую!
– Это реплика из речи, которую ты выучил для выступления перед судом?
Акйил пожал плечами, прекратив притворяться.
– Все равно это не помогло.
Он показал приятелю клеймо – восходящее солнце, – выжженное на тыльной стороне его правой кисти. Всех аннурских воров клеймили таким образом, когда они попадались в первый раз. Если хотя бы половина Акйиловых историй о том, как он чистил карманы и обносил богатые дома, была правдой, это значило, что ему неслыханно повезло. Во второй раз клеймо выжигали уже на лбу преступника. Получив такую метку, человек не мог найти себе работу: символ его злодеяний был на виду у всех. Большинство этих людей возвращалось к преступной жизни. Попавшихся в третий раз аннурские судьи приговаривали к смертной казни.
– Но если забыть о том, что ты думаешь насчет кшештрим, – настаивал Каден, – не правда ли, это довольно странно, что хин продвигают идею, основанную на языке и образе мыслей какой-то древней расы? Более того, это выглядело бы еще непостижимее, если бы кшештрим никогда не существовали.
– Я думаю, что у хин странно вообще все, – возразил Акйил, – но они дают мне пожрать два раза в день, дают мне крышу над головой, и больше никто не пытается выжечь что-либо на моей шкуре раскаленным железом. Это больше чем я мог бы сказать о твоем отце.
