Теперь, однако, проведя восемь лет в Ашк-лане, Каден больше не был ребенком, и за все это время Мисийя Ут был первым человеком, которого он увидел из своей прежней жизни. Несмотря на предостережение Тана, что им следует ждать и наблюдать, Каден ощутил жгучее желание выскочить наружу и осыпать сурового воина вопросами. На самом деле едва ли можно было желать лучшего посланника, чем Первый Щит его отца, чтобы прояснить все сомнения относительно того, что происходило в Рассветном дворце. Какие бы секреты ни таила Пирр Лакатур, теперь, когда Ут был здесь, они вскоре будут раскрыты. Каден уже повернулся к двери, но Тан удержал его, направив его внимание на происходящее снаружи.
Эдолиец резко жестикулировал свободной рукой, едва ли не тыча настоятеля пальцем в грудь. Ветер немного стих, и Каден сумел расслышать его голос, металлический и монотонный, явно больше привыкший командовать, чем вести переговоры:
– …несущественно. Он находится здесь ввиду нужд Нетесаного трона, а сейчас Нетесаный трон…
Налетевший порыв ветра унес остаток фразы.
Каден нахмурился. Мисийя Ут, которого он помнил, был человеком холодным, сложным для понимания, твердокаменным в своих убеждениях, но он никогда не позволил бы себе грубить и тем более угрожать кому-либо. То, что привело его сюда, оказалось слишком тяжелым испытанием и ожесточило его.
Второй из новоприбывших, очевидно, был вполне удовлетворен тем, что его компаньон взял переговоры на себя. Каден не мог видеть его лица, только длинные темные волосы, перевязанные красной шелковой лентой и спадающие вдоль его спины. Невзирая на тяготы путешествия и непредсказуемую горную погоду, на нем был отлично скроенный китель из красного шелка, застегнутый на пуговицы посередине, как было принято у наиболее высокопоставленных имперских чиновников, с низким воротником, облегающим шею. Солнечные лучи блеснули на его золоченых манжетах, и Каден моргнул от неожиданности. Только мизран-советник – гражданский министр самого высокого ранга – мог носить золото на манжетах и воротнике. Этот человек был одним из полудюжины людей во всей империи, занимавших еще более высокое положение, чем стоявший рядом эдолиец.
Внезапно советник повернул голову, и Каден сделал глубокий удивленный вдох. То, что он принял за ленту, придерживающую его волосы, на самом деле было плотной повязкой, полностью закрывающей глаза незнакомца. Несмотря на нее, он, казалось, взглянул прямо туда, где стоял Каден, после чего положил руку на предплечье солдата, словно успокаивая его. Мизран-советник, в отличие от эдолийца, был совершенно незнаком Кадену – должно быть, он обладал какими-то чрезвычайными талантами, если сумел подняться из бурлящих рядов имперской бюрократии за восемь коротких лет, пока Кадена не было в Аннуре. Ветер снова стих, и на этот раз Каден смог расслышать голос советника, гладкий как шелк, в который он был облачен:
– Терпение, мой друг. Он придет. Скажите, – обратился он к настоятелю, – насколько древен ваш монастырь?
– Ему почти три тысячи лет, – ответил Нин.
Если он и чувствовал какое-либо замешательство, принимая у себя двух из наиболее влиятельных людей в мире, то ничем этого не показывал. Он разговаривал с гостями тем же самым размеренным, терпеливым тоном, какой использовал, обращаясь к послушникам в своей келье.
– И тем не менее, – задумчиво проговорил советник, – в имперской библиотеке есть карты, полученные, если не ошибаюсь, от кшештрим, где на этом месте показана крепость, еще задолго до этого времени. Разумеется, подобные карты часто являются ненадежными детищами слухов и мифов…
– Это место было выбрано среди прочих причин потому, что здесь уже существовали готовые фундаменты, – отозвался настоятель. – Кто-то строил здесь задолго до нас; не могу сказать, кшештрим или кто-нибудь еще. Постройка была небольшая – как вы, возможно, понимаете, здесь не очень много места, – однако, судя по фундаментам, стены были толстые и прочные.
– Неббарим? – спросил советник, задумчиво склоняя голову набок.
Настоятель покачал головой.
– Если верить тому, что я читал, неббарим не строили крепостей. Они вообще ничего не строили, это была одна из причин, по которым кшештрим удалось их уничтожить.
