– Догадок у меня тысячи.
– Он все время держит при себе этих псов…
– Это самое очевидное, – согласился Талал, – но самое очевидное далеко не всегда верно. У нас всех есть свои хитрости и маски.
Он показал жестом на каменный амулет, висевший у него на шее, на золотые кольца в ушах.
– Кроме того, существует еще такая вещь, как намеренное введение в заблуждение. Прежде чем я начал летать с тобой, я избегал пользоваться своим колодцем в некоторые дни, даже если это значило проигрыш в состязании или проваленную тренировку, только для того, чтобы сбить окружающих со следа. – Он поморщился. – Это дерьмовая жизнь. Все время лгать, все время пытаться кого-то обмануть…
Валин никогда не думал об этом в таком ключе. В историях, которые он слышал, личи всегда были злодеями, подлыми манипуляторами, скрывающимися в тени, теми, кто дергает за веревочки, чтобы те, кто правит миром, танцевали для них противоестественные танцы. Он никогда не предполагал, что сила, которой они владеют, может заставлять танцевать их самих.
– Спасибо, что рассказал мне все это, – наконец произнес он, чувствуя себя неловко.
– Я всегда предполагал, что рано или поздно расскажу кому-нибудь, – отозвался Талал. – Если слишком долго держать подобные вещи при себе…
Он медленно покачал головой.
– …кто знает, что они могут с тобой сделать, во что могут тебя превратить.
На двери не было замка, однако с ужина, собранного в честь Пирр и Хакина, Каден три дня оставался пленником в глиняном амбаре. Он успел юркнуть в него как раз вовремя – выскользнул вместе с Патером из голубятни, стремглав пронесся по дорожке и нырнул внутрь, после чего ему едва хватило времени, чтобы зажечь светильник, успокоить сердцебиение, охладить разгоряченную кожу и вернуть лицу безмятежное выражение, прежде чем Тан пришел проверить, все ли в порядке.
– Как прошел ужин? – спросил его Каден с деланым безраз-личием.
Ему ужасно хотелось расспросить умиала насчет странного поведения Пирр – если кто-нибудь и мог подметить что-либо необычное, то это был Тан; однако, разумеется, тогда ему пришлось бы рассказать и о том, что он прятался в голубятне, а после этого одна лишь Эйе могла знать, какое наказание изобрел бы для него монах.
– Ничего особенного, – ответил Тан, осматривая работу, над которой трудился Каден. – Ты не слишком-то продвинулся.
– Целью является сам процесс, – с невинным видом парировал Каден, стараясь подавить в себе самодовольство. Наконец-то ему удалось обернуть один из хинских афоризмов в свою пользу!
– Что ж, ты продолжишь этот процесс завтра утром.
– А сегодня? – спросил Каден. – Я могу вернуться в спальный корпус?
Тан покачал головой.
– Будешь спать здесь. Если понадобится отлить, воспользуйся горшком. Утром я кого-нибудь за ним пришлю.
И сразу, прежде чем Каден успел придумать следующий вопрос, который мог бы повернуть разговор к гостям и вечерней трапезе, Тан вышел, оставив его в тесной каменной комнатушке, в окружении молчаливых силуэтов чашек и кувшинов.
Какое-то время Каден еще поработал – когда руки заняты, проще справиться с заботами, одолевающими ум, – после чего, не снимая балахона, свернулся на твердом каменном полу и приготовился спать. Среди ночи он проснулся: его так трясло, что зубы стучали друг о друга. Он переместился на жесткую деревянную скамью; она была узкой и неудобной, но по крайней мере не источала холод.
Он ожидал, что этой ночью придет Акйил. До того, как ужин закончился, когда монахи еще потягивали остатки темного чая, Каден поручил Патеру передать сообщение для своего друга: «Разыщи меня после полуночного колокола». Колокол, однако, давно прозвучал, его мерные удары затихли в темноте, а молодого монаха все не было.
Следующие два дня Каден провел, мастеря горшки и кружки, на которые Тан ни разу не пришел взглянуть. Еще две ночи он пролежал скорчившись в неудобной позе на узкой скамье, пытаясь зарыться в глубь балахона, чтобы избежать ночного холода. Ему снились кошмары – обрывки видений без связного сюжета, в которых его отец сражался с полчищами врагов, в то время как Пирр наблюдала за этим так, словно ничего особенного не происходило. Кошмаров у него не бывало уже давно, фактически уже много лет. Хин считали, что беспорядочные сновидения – это плод беспорядочного ума. Старшие монахи утверждали, что им вообще не снятся сны. Каден был бы рад присоединиться к ним, однако видения продолжали осаждать его ночь за ночью, стоило лишь ему закрыть глаза.
