Особенно любит она крутиться возле реанимационного отделения, хищно пользуясь каждой оплошностью докторов.
Стас всегда остро ощущал это страшное соседство, зная: если возникнет хоть маленькая брешь в обороне больного, через нее тут же протянется костлявая рука. Поэтому он не позволял себе на работе предаваться посторонним мыслям. Тосковать по Любе он будет дома, а сейчас нельзя.
Он проверил листы назначений, которые оставили дневные врачи. Заказал в лаборатории анализы и сел писать дневники, пользуясь стабильной обстановкой.
Кто только придумал эти записи каждые четыре часа! Врачи неоднократно поднимали вопрос о дневниковых записях в историях, просили отменить их, но им неизменно отвечали: «Если вы не оставили записи в истории, непонятно, смотрели вы больного или нет». Видимо, честным людям в страховых компаниях не приходило в голову, что преспокойно можно сделать запись и не смотря больного. Он, например, сейчас пишет дневники вперед, потому что не знает, каким выдастся дежурство и будет ли у него время оформить истории в те часы, которые требуются протоколом.
«Все у нас так, сплошные бумажки, – думал Стас мрачно, в десятый раз записывая фразу «Состояние тяжелое, но стабильное». – Главное не что ты сделал, а как записал. Если ты вывел больного из тяжелейшего отека легких, это твои личные трудности, мог бы и не выводить, но вот если ты не записал в истории должное количество дневников... Страховая тебя сожрет и историю не оплатит. А если ты больного проморгал, зато историю хорошо заполнил – ты молодец и герой. Вообще больной, обращаясь за медицинской помощью, должен знать, что его выздоровление волнует доктора в последнюю очередь. Так застращали врачей, что они думают не о том, как вылечить, а о том, как бы им за это лечение не огрести разных неприятностей. От администрации за перерасход лекарств, от заведующего за неправильную, по его мнению, тактику, а то и от органов правосудия, если пациент жалобу напишет. Первое, что делает врач, – прикрывает собственную задницу, все остальное – вторично. Очень мало специалистов, которые интересы больного ставят выше собственных, по пальцам можно перечислить. Зоя Ивановна, Колдунов, Ванька в своей психиатрии...»
Тут как по заказу дверь ординаторской открылась, и вошли Ян Александрович с Зоей.
Стас вскочил:
– Здравия желаю!
– Вольно-вольно.
Колдунов сел за соседний стол и притянул к себе пачку историй, а Зоя кинулась к компьютеру.
– Стас, помогай, мне срочно нужны данные обо всех операциях Максимова. Хочу сделать подлость.
Колдунов усмехнулся и пересчитал медицинские карты.
– Четверо. Стало быть, восемь мест мы имеем?
– Да, Ян Александрович. А те, кто есть, вполне стабильные, если вдруг массовое поступление, я легко их на терапию переведу.
– Колдунов, не отвлекай его. Пусть мне выведет на экран все максимовские художества за последний год хотя бы.
Стас послушно защелкал мышкой.
– А зачем вам, Зоя Ивановна?
– А затем, что он совсем оборзел! Раньше Ян на нейрохирургический этап приглашал Миллера, и все были довольны. Но Максимов пронюхал об этом и завозмущался, мол, как можно на такие филигранные операции звать обычного хирурга из ЦРБ. Ты ведь знаешь, где Миллер работает... А Максимов же у нас главный нейрохирург города. Ну, начальство и запретило Миллеру вообще переступать порог академии.
– Как это – запретило?
– Очень просто, – объяснил Колдунов. – Оперируйте, говорят, уважаемый Ян Александрович, с Борисом Владиславовичем или вовсе не беритесь за такие сложные случаи. А у меня уже аспирант диссертацию пишет по теме «Хирургическое лечение распространенных злокачественных опухолей с поражением центральной нервной системы». – Главное, результаты хорошие, бросать жалко. Хотели у Миллера в больнице продолжать, но там тоже запретили – лицензии нет. Потыркались-потыркались, а потом я думаю – ладно. Не полный же Максимов дебил, в конце концов. Пригласил его на операцию.
– Ну и все, – азартно перебила Зоя. – Больной отправился на кладбище, а Борька – к начальству с доносом.
– Он столько крови выпустил, пока позвоночник долбил, вспомнить страшно! – Колдунов содрогнулся. – Больной и не выдержал. Да, у любого из нас случаются неудачи, но отличить жопорукого хирурга от хорошего я пока еще могу. Все, говорю, Борис Владиславович, большое спасибо, больше мы с вами сотрудничать не будем. Он начал что-то блеять про первый блин, который комом, про досадную случайность, но я ему конкретно сказал, чтобы больше ко мне в друзья не набивался. Ах, говорит, какое у вас немужское поведение!
