— Николай Сергеевич сказал, что они обменялись запасными ключами от домов. А что такого, соседи часто так делают.
Если бы не это, он мог бы опоздать — дверь железная, на окнах решетки, пока приехали бы спасатели с автогеном… А так он сразу вынес Ольгу на воздух, оказал первую помощь, в «скорую» позвонил. Сейчас ее откачивают.
Штромм медленно, словно не осознавая этого, начал расхаживать по мастерской. Его движение носило случайный характер — не доходя до какого-то предмета обстановки около метра, он резко менял курс, поворачиваясь всем корпусом, как заводная кукла, и шел в другую сторону. Его внимание ни на чем не останавливалось, взгляд застыл. Александра следила за ним настороженно, внутренне подобравшись. «Он похож на зверя. Не на человека, на зверя, на опасного зверя. Зачем я разрешила ему сюда приехать?»
— Я должен видеть Ольгу немедленно, — внезапно заявил Штромм, не прекращая кружить по комнате. Вздувшиеся от сырости половицы мерно скрипели под его тяжелыми шагами. — В какой она больнице? Куда этот тип ее засунул?
— Она в военном госпитале, — Александра видела, что любое упоминание о полковнике приводит Штромма в бешенство, плохо скрываемое, и уже была готова усомниться в том, что тут никак не замешана ревность. «Черт его знает… Он и правда ведет себя как ревнивый влюбленный!»
— Чего ради?! Почему он повез ее в военный госпиталь? — Штромм остановился как вкопанный.
— Полковник что-то говорил о том, что не удалось найти ни паспорта, ни полиса, было непонятно, куда везти, и он договорился по своим каналам, что ее примут в госпитале. Да вы не волнуйтесь, я слышала, в военных больницах прекрасные врачи…
Александра тут же пожалела, что не удержалась от последнего замечания. Штромм вспыхнул:
— Да, что уж тут волноваться! Аукцион провалился, четки украдены, Ольга пыталась покончить с собой, ее упекли неизвестно в какой колхозный лазарет! Я совершенно спокоен! Звоните этому вашему другу, — последнее слово он выговорил с настоящей неприкрытой ненавистью, — и пусть скажет, где она. Я ее немедленно забираю.
— Я не буду звонить, — Александра с трудом вынесла сверлящий взгляд его бешеных и одновременно ледяных глаз. — За ее жизнь сейчас борются врачи. Вам ее не отдадут все равно.
Штромм несколько мгновений смотрел на нее, пока не осознал, что Александра не шутит. Внезапно он придвинул стул и сел, ссутулившись, словно обессиленный.
— Как Ольга могла отдать ему ключ… — пробормотал он. — Что за детская доверчивость…
Александра промолчала, хотя ей очень хотелось сказать, что эта доверчивость спасла Ольге жизнь. Она вновь принялась возиться с плиткой, чтобы заняться хоть чем-то.
— Можно предложить вам кофе? — спросила она, искоса поглядывая на неподвижную фигуру, втайне надеясь, что Штромм откажется и уйдет. Он не ответил, словно не слышал. Александра поставила на конфорку джезву с водой и раскрыла дверцы полупустого кухонного шкафчика, делая вид, что прибирается. Ей пришло в голову, что точно так же, с показным спокойствием, она вела бы себя в обществе психически отклоненного, социально опасного человека.
— Я знал, что все кончится плохо, — нарушил молчание гость. Обращался он как будто не к Александре, а к вешалке у двери, скрытой под грудой одежды. — Однажды она уже отколола такой номер. Ей было двадцать лет. Ольга решила, что влюбилась и что эта любовь взаимна. Даже не помню его лица и имени. Какое-то ничтожество, мальчишка из провинции, вместе пытались куда-то поступать, вместе провалились. Она вбила себе в голову, что счастлива с ним. Словно обезумела. На крыше вместе сидели, костры по ночам жгли, гуляли под дождем. Потом он узнал про долги ее покойного отца, которые она обязана выплачивать, и пропал. Она растопила печь, это в июле-то. Дни, правда, стояли сырые. Холодное было лето. Дождалась углей, задвинула вьюшки, закрыла трубу. И легла в постель. Я вечером приехал, без предупреждения, хотел книги какие-то забрать в библиотеке. Еле откачал ее. Это подросток. Говорю вам, это подросток.
— А про долги покойного отца тот молодой человек узнал от вас? — услышала Александра свой голос.
