Рядом с ней на тротуаре стоял мужчина, который тоже чего-то ждал — или просвета среди машин, или того, кто опаздывал на встречу. На Александру он не смотрел, у него был вид глубоко задумавшегося человека. Его взгляд был устремлен куда-то наверх. Александра взглянула на него сперва мельком, потом еще раз, внимательнее… И внутренне сжалась.
Это был тот самый человек, на которого ей указала Ольга Исхакова. Серая куртка, темно-русые волосы, слегка отросшие, падающие на шею, на вид — лет сорока.
Художница почувствовала смутный страх — так пугает все необъяснимое. Она не боялась жить одна в пустом особняке, за очень условной дверью со старыми замками, без сигнализации, без охраны, даже без собаки. За долгие годы она привыкла думать, что это место — ее, что она здесь в безопасности. И в переулке, и в старом особняке все было привычно, знакомо, объяснимо. Но этого человека она не знала, и его пристальное внимание к ее окнам было непонятно. «Заговорить с ним? — мелькнула у нее мысль. — Глупо. Человек просто стоит и смотрит на дом, а я к нему полезу!»
Александра очень устала, глаза закрывались сами собой. Два последних дня и бессонная ночь измотали ее. Ей очень хотелось вернуться в мастерскую, упасть на тахту и провалиться в сон — глубокий, черный, без сновидений. Вчерашний и сегодняшний дни словно подернулись легким туманом, и она воспринимала все случившееся отстраненно. Алешина, Кононова, Бойко, Полтавский — их лица возникали из тумана и тут же в нем исчезали. «Мне нужно выспаться, иначе я просто заболею!» В последний раз взглянув на незнакомца, который стоял все в той же позе, не сводя взгляда с ее окон, художница решительно перешла улицу и потянула на себя скрипучую дверь подъезда. Обернулась. Теперь мужчина смотрел прямо на нее. У него было очень бледное, почти бескровное лицо, темные глаза смотрели непроницаемо, тяжело. В сердцах захлопнув за собой дверь, Александра торопливо поднялась по лестнице, прислушиваясь, не раздадутся ли внизу шаги. Но соглядатай явно не последовал за ней. Войдя в мансарду, Александра старательно заперла замок, задвинула засов — это она делала крайне редко. Подбежала к окну и выглянула. Противоположный тротуар у магазина был пуст. Мужчина исчез.
«С недосыпа всякое бывает, но не померещился же он мне!» С трудом договорившись с дряхлой плиткой, Александра поставила вариться кофе. Она пыталась думать о чем-то приятном. Вот-вот новоселье. Другие условия жизни. «Я куплю кофемашину!» — решила Александра, следя за тем, как медленно поднимается коричневая пена в старенькой медной джезве. «Оказывается, я городская достопримечательность! Всем известно, что я живу в доме, где можно любоваться звездами прямо сквозь щели в крыше. Что у меня нет машины. Что я попросту нищая, хотя мне случается неплохо заработать. Пожалуйста, я вчера впервые услышала о Кононовой, а она знает обо мне все! Я бы предпочла прославиться как-нибудь иначе…»
Кофе едва не убежал: задумавшись, Александра перестала следить за пеной. Она схватила джезву, поставила ее на стол (столешница была все в круглых ожогах). Достала из пакета сандвич, сливки и сок. Стоило ей поднести к губам чашку с кофе, зазвонил телефон.
— Н-е-ет, — протянула она. — Опять Бойко!
Но она увидела имя Штромма — Александра сохранила тот номер, с которого он звонил ей впервые. Голова разом прояснилась, как бывает в моменты сильного стресса. Александра нажала кнопку ответа.
— Алло! — раздалось в трубке. — Это вы, Саша? Это я, Эдгар, только что прилетел в Москву. Я в Шереметьево еще, жду багаж. Как у вас дела?
В первый миг Александра растерялась. Она допускала версию, что Штромм никуда не улетал, что именно с ним говорила во дворе отеля Ольга, что это он обронил бакелитовую игральную кость. И вот Штромм звонит из Шереметьево… «Хотя он может находиться где угодно и говорить мне все, что вздумается!» — с нарастающим раздражением, которое будил в ней этот человек, подумала Александра.
— Ну так что? — допытывался Штромм. — Почему вы не отвечаете?
— Собираюсь с мыслями, — подала голос Александра. — Уж очень много всего случилось. И мне не хотелось бы говорить по телефону.
