— Некоторые не знают, как из этого рая вырваться, — продолжал Николай Сергеевич, не дождавшись ответа. Александра хранила дипломатичное молчание, она предпочитала не спорить, если ей начинали возражать. — Ольга Игоревна, например. Вы давно ее знаете?
— Несколько дней, — честно ответила Александра. — И не могу сказать, что я ее знаю.
— Дела? — коротко спросил полковник. На этот раз он покосился в сторону спутницы.
— Да, я ей помогала… с одним мероприятием.
— С аукционом, наверное?
Александра молча кивнула. Она уже начинала жалеть о том, что воспользовалась любезным предложением полковника. Говорить о делах клиента художница не имела права, да и ее собственные взгляды этого не позволяли. Но Николай Сергеевич не собирался менять тему.
— И как, Ольга Игоревна выручила сумму, чтобы ссуды покрыть? Она ведь сразу нескольким банкам должна. Вы знаете, что дом почти уже не ее собственность?
— Кое-что слышала, но мне не хотелось бы об этом говорить, — Александра, отвернувшись, упорно глядела в окно. Лес кончился, и по обе стороны дороги распахнулись майские поля, гигантские лоскутные ковры из черного и зеленого бархата. Вдали, в низине, змеиным извивом блеснула речка. Воздух был так чист и неподвижен, что можно пересчитать все сухие громадные камышины на топких рыжих берегах.
— Не хотите — не надо, — полковник говорил спокойно, но в его голосе не было прежнего дружелюбия. — Да это и все равно, получится у нее расплатиться с долгами или нет. Она тут же влезет в новые долги.
— Как это? — не выдержав, Александра повернулась к собеседнику, пристально глядя на его четкий профиль. — Почему вы так думаете?
— Откровенность за откровенность, — полковник слегка пожал широкими плечами, и художница прикусила губу. Внезапно решившись, она порывисто заявила:
— Аукцион провалился. Ничего мы не заработали. Да и потом еще… Неприятности всякие.
Полковника, судя по всему, вполне устроила полученная информация. Он кивнул:
— Так я и думал. Вообще представить невозможно, что люди выложат деньги за такую ерунду! Какие-то побрякушки… Бусы пластиковые… В советское время в любом магазине «Галантерея» такие продавались, рубль — ведро.
Александра не сдержала улыбки:
— Вы совершенно правы, это выглядит неправдоподобно. И странно. Но я уверяю вас, что даже за бижутерию того уровня, который поддерживался в советских магазинах «Галантерея», сейчас платят неплохие деньги. А есть вещи уникальные, из редких материалов, давно снятых с производства, мастерски исполненные, с необычной историей. Цены могут быть самые неожиданные. Для меня это новая тема, и я сама в последние дни совершила много открытий.
И, вздохнув, художница добавила:
— Но, к сожалению, Ольге я ничем помочь не смогла.
Полковник выслушал Александру внимательно, чуть склонив голову в ее сторону, и, когда она замолчала, произнес после краткой паузы:
— Жаль девушку. Она ведь совсем одна.
— А ее дядя… — вырвалось у Александры. Художница тут же осеклась — такой гневный взгляд метнул в нее полковник.
— Дя-дя? — раздельно, издевательским тоном выговорил он. — Это какой дядя? Который в Германии живет?
— Его зовут Эдгар Штромм, — с опаской уточнила Александра.
— Да я понял, о ком речь, — полковник говорил уже с явной ненавистью, которую и не пытался скрыть. — Мерзавец отъявленный.
— Как? — оторопела Александра. Ее сердце часто забилось, к горлу подступил горячий ком. Художница сама не понимала, почему ее так взволновало это утверждение, ведь и она составила о Штромме не самое лестное мнение. — Почему мерзавец?
— Вертит ею как хочет, а она делает все, что он прикажет, — гневно пояснил Николай Сергеевич. — Не соображает, что себе во вред. И одна она остается из-за него. И долги у нее по его вине. Если бы не этот дядя, как вы его ласково называете, она была бы и при деньгах, и замужем. Детей бы уже нянчила!
— Признаться, этот человек и у меня не вызвал доверия… — медленно проговорила Александра, когда поток обличений в адрес Штромма иссяк. — Но у меня нет никаких оснований думать о нем плохо. Это просто какое-то предубеждение, ни на чем не основанное…
