— Идемте искать! Я уверен, мы их найдем!
— Но… — Ольга беспомощно взглянула на Александру. — Хорошо, пойдемте.
Все гуськом поднялись по лестнице, и Александра вошла в уже знакомый ей кабинет. Прежний застывший порядок провинциального музея был разрушен. Шкафы опустели. Повсюду стояли опечатанные коробки с аукциона. На столе Александра увидела три коробки.
— Вот! — подойдя к столу, Ольга одна за другой снимала крышки с коробок. — Я открыла их все, когда искала четки. Испанское ожерелье из баламутов. Черепаховый туалетный набор в серебряном окладе. Здесь — визитница из резного перламутра. Все на месте.
— Погодите, — нахмурилась Александра, осмотревшая все коробки и их содержимое. — Пломбы были на местах? Вы сами их вскрыли?
Ольга кивнула.
— А на коробке с четками пломба была уже порвана?
— Да, — новый утвердительный кивок.
— И вас это не насторожило? — воскликнула Бойко.
Ольга пожала плечами. Вид у нее был затравленный и усталый. Она ответила почти равнодушно:
— Мне было некогда об этом думать.
— А как же вы не увидели, сняв крышку, что там ничего нет? — допытывалась Бойко.
— Я знала, что четки должны быть там, под упаковкой. Я просто взяла коробку и принесла ее вниз.
И после короткой паузы, нервно улыбнувшись, Ольга спросила:
— Надеюсь, вы не подозреваете меня в том, что я обокрала сама себя?! Мне срочно нужны деньги. Я больше всех заинтересована в том, чтобы продать четки.
— Милая барышня, упаси Боже, никто вас ни в чем не подозревает! — возбужденно засвистел Полтавский, подскочивший к столу и жадно оглядевший выставленные в коробках сокровища. — Это что-то вопиющее… Я не верю этому вашему знакомому с аукциона! Я уверен, это он!
Теперь он обращался к Александре, с трудом выносившей острый взгляд его разных глаз — выпученного и полуприкрытого. Казалось, на нее смотрят сразу два человека. Художница старалась отвечать хладнокровно, но в ее голосе не было уверенности, за что она на себя злилась.
— Я знаю этого человека не первый год, — сказала Александра. — У него хорошая репутация.
— А! — раздраженно взмахнул крошечными кистями рук Полтавский. — Репутация! У всех жуликов отличная репутация, уверяю вас. Честному человеку репутация ни к чему.
И, повернувшись к Елизавете Бойко, молча оглядывавшей кабинет, спросил тоном капризного ребенка:
— Сделка не состоится, если я не ошибаюсь?
— Ничего не поделаешь, Леонид Борисович, — угодливо пролепетала та. — Разве что четки найдутся…
— Такие вещи сами собой не теряются и не находятся! — по-прежнему раздраженно оборвал он посредницу. — Что же, я так и уеду с пустыми руками?
— А вот какой прекрасный туалетный набор. — Бойко указала на одну из раскрытых коробок. — Редкая сохранность! Начало девятнадцатого века, черепаховый панцирь, серебро с чернью… Прелестный рисунок, вы не находите?
Брезгливо отставив мизинец в сторону, Полтавский двумя пальцами извлек из коробки гребень, затем флакон для одеколона, рассмотрел на свет, понюхал, пощелкал ногтем, лизнул. Пожал плечами и пробурчал:
— Я не очень-то люблю черепаху, ее столько подделывали еще тогда… Массовый товар. Надо соскабливать и поджигать, а у меня сейчас нет настроения возиться. Я рассчитывал на эти четки! Ладно, возьму на экспертизу, если все хорошо, пришлю деньги. Вот, через Елизавету.
Галерист сделался крайне неприветлив. Бойко бросилась упаковывать туалетный набор. Ольга смотрела на все происходящее молча, никак не изъявляя согласия или протеста. Александра не вмешивалась. Ее не покидало чувство иллюзорности того, что творилось вокруг. «Как в дурном сне, все идет наперекосяк, и ты понимаешь, что это сон, надо бы проснуться, но… Не получается!»
— Значит, мы поехали, — понизив голос, обратилась Бойко к Александре. — Ты там выясни все-таки, что случилось с четками. Вещь стоит два миллиона минимум!
— А четки были застрахованы? — внезапно спросил Полтавский, устремляя на Александру свой загадочный взгляд.
— Да, конечно, — торопливо ответила она, злясь на себя за то, что волей-неволей впала в услужливый тон, бессознательно копируя интонации Бойко.
— Срок страховки еще не истек? — теперь он обращался к Ольге.