Классика, скандал, Булгарин… Статьи и материалы по социологии и истории русской литературы - страница 214
Нечаев ответил лишь в апреле и посоветовал оставить мысли о писательстве. Улегов благодарил за совет горячо, но (как показало недалекое будущее) неискренне: «Предприятие сочинять что-либо для печатания, по получении сего письма Вашего Высокоблагородия, совершенно я оставил <…>. За одолжение меня толь назидательными убеждениями я приношу вам искреннюю мою благодарность и утвердительнейше прошу вас на будущее время таковыми не оставлять меня» (с. 498). Если бы Улегов читал публикации своего покровителя внимательнее, он, возможно, не решился бы и на эту попытку. «Бесполезно рекомендовать приятеля своего за сочинителя, если слава о сочинениях его не предварила первого знакомства, точно так же, как портрет ничем не известного человека не сделаешь интереснее, написав его имя», – рассуждал Нечаев в 1824 г. 966
В это же время, 22 апреля (4 мая) 1828 г., скончался Н. Н. Демидов. Улегову эта смерть грозила скорым возвращением на Урал, но обернулась благом. В письме от 25 августа (6 сентября) из тосканского города Баньи-ди-Лукка он сообщал Нечаеву: «Состояние мое по смерти прежнего господина, по милости божией, не только не изменилось к худшему, но еще обратилось на лучшее. Его Высокоблагородие г. Павел Николаевич явил ко мне особое и совсем неожиданное расположение, до того простершееся, что в 6-е число августа (по русскому стилю), в день своего рождения, в знак особой ко мне милости он наградил меня отпускною <…>. Жалования мне теперь положено 1200 р. в год, кое, думаю, не убавится и в России. Я покамест нахожусь при Его Благородии вторым секретарем. Коренная же должность, как видно, назначится мне на заводах. Жена моя туда давно отправлена <…>, а за нею и я вскоре туда последую» (с. 495).
В ноябре Улегов планировал быть в Петербурге, где рассчитывал с помощью Нечаева оформить в гражданском суде вольную, зарегистрированную на тот момент лишь российским посольством в Тоскане. Однако у заводчика имелись свои планы на секретаря: поручить ему доставку покойного родителя в Россию. Началось «медленное следование» двух траурных карет («ехать шагом и отнюдь не рысью и не более делать 30 или 35 верст в день», – предписывал П. Н. Демидов967), одна из которых везла тело, а в другой ехал Улегов с переводчиком. Все сделанные на этом пути расходы – «за караул по ночам, на починку кучерам платья, на покупку простой и почтовой бумаги и сургучу, на отправку к особе Вашего Высокоблагородия донесений, разным людям за показание дороги, на покупку жиру для колес, на покупку цепей для спуску с гор, и прочие тому подобные», всего на сумму в 8883 франка – Улегов тщательно фиксировал в шнуровой книге968. Выехав из Флоренции 6 октября и проведя в дороге 67 дней, траурная процессия прибыла 12 декабря в Радзивилов – пограничный город Российской империи. Там печальную эстафету принял управляющий Петербургской конторы Демидовых Федор Петрович Соловьев. Улегов же, взяв с собой хозяйские ящики с иконами и бумагами, продолжил путь на перекладных. В столицу он добрался лишь к середине января 1829 г.
В Петербурге состоялась новая встреча с Нечаевым, при которой свежему вольноотпущеннику, возможно, показалось, что теперь он вправе говорить на равных с дворянином и коллежским советником. Позже, в письмах с Урала, Улегов каялся: «Прошу <…> извинить меня в том, что я очень просто говорил с вами в Петербурге, ибо простота не всегда бывает у места, особливо ныне, когда политика воцарилась повсюду и почти всегда необходима» (с. 501). И вновь он предлагал себя на роль агента: «Мне кажется, никто вернее меня не может видеть и угадывать дух раскольников, ибо, как не безвестно вашему превосходительству, я сам долго страдал сим опасным недугом» (с. 504–505). Но миссия Нечаева была завершена, и предложение едва ли могло вызвать его интерес.
