Тоже чует несправедливость, подумал Папа. Неудачу. Не нравится бросать дело на полдороге. Не нравилось и Папе, но их выбор был ограничен. Без понимания масштаба угрозы назад вернется только глупец. Маккиндри говорил, что по их следу идут лишь двое, но кто знает, сколько еще ждут сигнала? Если шериф их не видел, не значит, что их нет. Лучше придерживаться осторожного подхода. У них было время. В грядущие дни, месяцы – сколько бы ни потребовалось – они соберутся с силами и придумают новую стратегию. Со временем пополнят свои ряды. Он найдет женщину, которая еще не обрела веру и благодарно примет его любовь, и знания, и Бога, и народит ему сыновей и дочерей. Они снова воспрянут. Кто знает, может, в новом городе местный закон так же поддержит их дело, как Маккиндри. Таких помощников найти трудно, а Маккиндри оказался поистине бесценным. Звонок, который сделал ему Папа с таксофона по пути, подтвердил, что Люди Мира идут, и они успели подготовиться. Это позволило Папе и лишний раз убедиться, что он общается с ангелами, укрепив веру детей в него. С улыбкой он кивнул и обернулся к Айзеку, которому могла помочь, хотя и ненадолго, новообретенная решимость Папы.
Мальчик больше не метался. Он стоял лицом к просвету, в напряжении, пока рука с ножом заметно подрагивала.
– Айзек, – прошептал Папа, медленно поднимаясь с камня. – Что там?
Айзек молчал и не двигался, как завороженный. Папа захромал к нему.
– Что ты слышишь?
С тех пор как Папа отрезал Айзеку язык за проступок, о котором сам уже не помнил, он общался только неразборчивым мычанием, и то редко. Сейчас он снова прибег к нему, пытаясь что-то объяснить Папе обрубком языка.
Когда тот встал рядом, Айзек показал пальцем в направлении поляны. Затем повернулся к ней боком: Папа знал – это для того, чтобы представлять собой не слишком удобную мишень: этому он сам учил всех своих детей. Несмотря на то что он не видел и не слышал того, что встревожило мальчика, он последовал его примеру и потянулся под пальто за пистолетом доктора Веллмана.
– Все хорошо, – сказал он. – Мы их победим.
Раздался свист, и Папа машинально отступил, пригнувшись, чувствуя, что на ноге при этом будто сомкнулся медвежий капкан. Скорчившись, он оглядел деревья. В лунном свете ничего не было видно, но странный свист продолжался.
Айзек двинулся в сторону поляны – под ногами затрещали ветки, спешка вынудила его выдать местоположение.
Для того, кто за ними наблюдал, этого оказалось достаточно.
В темноте к ним метнулась веревка, на конце которой болталась петля, плывущая по воздуху, как пузырь.
– Айзек! – закричал Папа, и мальчик поднял голову, а затем руки, расставив их, чтобы петля, опустившись, стянула запястья мальчика, а не горло.
Папа поднялся и поковылял к Айзеку.
– Нет!
Мальчика смело с ног с такой силой и скоростью, что голова откинулась и ноги распластались по земле, когда его невероятно быстро потащило к деревьям.
Выругавшись, Папа на миг растерялся. Последовать за мальчиком и попытаться его спасти – или искать укрытие? Это ловушка, знал он. Койоты только и ждут, когда он пойдет за Айзеком. Они заманивают его в засаду, где превзойдут числом и убьют.
Из-за деревьев – сдавленный стон.
– Айзек, – прошептал он.
Прятаться.
Он услышал глухой стук, который, по мере того как он слушал, стал влажным, словно кто-то колотил резиновой перчаткой по бревну. Папа начал медленно пятиться, остановившись вместе со звуком. Он извлек пистолет и приготовился, прислушиваясь к малейшему движению в деревьях.
Наступившая тишина сказала ему, что Айзека больше нет. Теперь он один, не считая Кралла и Люка, которых никто не видел с тех пор, как появились койоты. Кто знает, может, и они потеряны.
Нужно уходить. Скверна подступала со всех сторон. Теперь он чувствовал их, даже думал, что видел мелькающие силуэты за деревьями. И он их чуял – терпкая вонь отравленной плоти. Запах становился все сильнее, и он уже повернулся кругом, всюду замечая их горящие янтарные глаза, с насмешкой наблюдающие из самых густых теней.
Надо уходить – но уходить было некуда.
– Папа, – раздался голос, и, вздрогнув, он развернулся, прицелившись в деревья. От нескольких сосен отделилась тень. – Это я.
