По-утреннему серая долина курилась дымками над догорающими искрами костров. Человек бы решил, что перед ним раскинуло лагерь несметное войско.
– Старая, как мир, хитрость, – усмехнулся Меамори. – Разведи больше огней, чтобы все думали, что у тебя больше людей.
И развернулся к широкой панораме плато, еще затянутого утренней дымкой.
От моста вади аль-Руккад забирал правее, ширясь и скалясь изломанными голыми внутренностями.
На юге равнина словно бы трескалась – повторяя линию горизонта, насколько хватало глаз, тянулась через нее, извиваясь обрывами, длинная полоса ущелья. В обморочной глубине перспективы размеры вади скрадывались, но аураннец знал – вади аль-Невед распахивается едва ли не на полкуруха. И глубиной оно в той стороне не менее пятисот локтей.
По правую руку изломанные линии обоих ущелий сползались в широченное устье огромного, издалека безобидно выглядевшего каньона. Вади аль-Руккад и вади аль-Невед объединялись в колоссальную обрывистую долину реки – но из-за глубины ущелья не видно было ленты воды на дне.
– Он хочет загнать их на плато, – понимающе пробормотал джинн. – В угол между двумя вади.
– Да, – улыбнулся утреннему бризу Меамори. – А если они захотят отступить через мост, мы встретим их в Айн Дакаре.
Порывы ветра донесли до них отрывочные крики и прерывистый бой барабанов. На востоке, за темнеющим оврагом Вади Аллан, поднимались клубы пыли. Ярчающий свет утра окрашивал серое в золотистое, крохотными яркими точками мелькали в дымчатой дали знамена полков.
– Похоже, началось, – мурлыкнул джинн.
Над левым карматским флагом клубилось громадное облако. В нем угадывались крохотные, как муравьи, серые тени – много теней. Расстояние путало зрение, муравьиная река казалась обманчиво медленной. На самом деле, в туче пыли с грохотом мчалась конная лава.
– Полдореа там что, всю кавалерию, что ль, решил собрать? – взволнованно затоптался лапами джинн. – Рискует князюшка, ставки повышает до крайности… А ну как продуется в пух и прах?
– Пожелаем удачи его сиятельству, – улыбнулся Меамори.
И снова подул коту между ушами:
– Давай и мы займемся делом, о Имруулькайс. Перед нами – целый вражеский лагерь. Пятьдесят копий я оставлю здесь, на случай, если карматы решат что-то здесь еще раз посмотреть. Покончив с лагерем, мы вернемся сюда – встречать отступающих. Ты с нами или посмотришь на бой отсюда?
– Вот еще, – сильно толкнулся лапами джинн и спрыгнул на настил. – Возьмешь меня на седло, но-Нейи?
– Я лучше возьму тебя на плечо, о джинн, – улыбнулся аураннец. – Держись всеми когтями – нам предстоит хорошая скачка…
Тут джинн и сумеречник захихикали, хищно подбираясь и глядя на безмятежный, сонный еще лагерь карматов.
* * *
Холм Тал-аль-Джамуа, последние часы утра
С высоты, казалось бы, человек должен видеть все – но нет, облако пыли, как покров неведения над мирозданием, скрывало от халифа сражение и сражающихся.
Аль-Мамун сурово одернул себя за мальчишеское желание привстать в стременах и оглянулся на евнуха. Зухайр удобно устроился за спиной халифа: старый зиндж безмятежно заседал в широком седле мула. Скотина равнодушно прихватывала травку, лишь изредка шевеля ушами. Ноги свои евнух вытянул вперед и скрестил на шее животного. Стоптанные внутрь кожаные туфли неспешно покачивались в такт встряхиваниям мула, а Зухайр, отклячив толстую розовую губу, почесывал себе бок.
Заметив на себе взгляд господина, евнух малость подобрался и закричал, тыча толстым пальцем в пыль:
– Воистину, они бегут, да благословит Всевышний храбрость наших воинов!..
О том, что творилось внутри темного облака, рассказал вестовой.
Войска сошлись еще на рассвете – по всей линии строя. Но халифа занимало не сплошное месиво пешего боя в долине под ногами. Его интересовало то, что происходило за кипящими порядками карматской пехоты, – фланговый удар Тарика. Вся халифская конница – против всей карматской. Лишить пехоту прикрытия кавалерии и ударить в тыл. Разорить вражеский лагерь и перекрыть единственный путь отступления по мосту в Айн Дакаре. Столкнуть карматов в пропасти вади Невед и вади аль-Руккад. Ну, таков был план нерегиля.
