* * *
Бормоча под нос и хихикая, Фазлуи пробирался среди огромного, в два человеческих роста, камыша. Метелки на верхушках тростин шелестели под ветром, словно разговаривали о бегущем у самых корней смертном.
Наконец, сабеец замедлил шаг, огляделся, подержался за грудь – старость, старость, – и присел на корточки отдышаться.
Подуспокоившись, старый маг усмехнулся, стряхнул с плеча сумку и выудил запечатанный кувшинчик. А следом – зачем-то – зеркальце. Вскрыв посудинку, Фазлуи опрокинул в нее содержимое стеклянной колбы. Внутри зашипело, зашкворчало – и сабеец расплылся в довольной улыбке. Осторожно взболтал получившуюся жидкость, глубоко вздохнул – и опрокинул в себя. Зажав рот руками, упал ничком, замолотил по земле грязными ступнями. Потом затих. Надолго.
А затем дрожащими руками, почему-то не открывая глаз, на ощупь обхватил и поднял к лицу зеркальце.
И посмотрел туда.
В тусклом металлическом диске отражалось лицо молодого мужчины с черной короткой бородой и черными же курчавыми волосами. Фазлуи поднял к глазам ладонь. На руке его больше не было морщин и пигментных пятен. Сабеец пощупал густые жесткие волосы на макушке и заплакал крупными слезами радости и разрешения от страха смерти:
– О Син! О бог звезд, владыка судьбы! Хвала тебе, о Син! Я снова молод…
Он поднялся и разогнулся, как некогда в молодости: тело беспрекословно слушалось острого, более не замутненного старостью разума. Горячая бодрость, мощный кровоток чувствовались, как всплеск удовольствия и счастья, – такие обычно приходят после выкуривания кальяна с отборным гашишем.
Все еще всхлипывая и вытирая текущие слезами глаза, Фазлуи навьючил на себя ставшую легкой сумку.
На шорох, донесшийся со спины, он не обернулся.
А зря.
Между толстых, членистых стеблей протек светлый дымок и склубился в тучку прямо за затылком мага. Обладающий вторым зрением смертный или сумеречник увидели бы, как марид злорадно скалится, – огневушки брезговали человеческим обликом и даже в призрачном мире предпочитали видеться язычком чистого пламени. Но сейчас Яман торжествовал пьяную, нежданную свободу, наслаждался близостью мести – и представал второму зрению одной большой, зубастою пастью. Без глаз. Без носа. Без дыхания.
Только пастью.
В предвкушении обладания желанной для всякого алхимика субстанцией маг забыл об одной важной вещи. Отпуская Ямана на свободу, он запамятовал взять с джинна обещание не вредить бывшему хозяину.
Своего господина марид ненавидел настолько сильно, что не стал даже размениваться на мучительное убийство. Он просто разинулся пошире – и клацнул зубами на уровне плеч.
Голова сабейца вспыхнула – разом и быстро. Человек даже не успел крикнуть, задохнувшись в мгновенном адском жаре.
Тело некоторое время удерживалось на ногах, а потом упало назвничь, плашмя. Халат начал тлеть на плечах, но так и не занялся. Опрокинувшись во влажную, с отпечатками следов-лужиц грязь, черный прогоревший череп скалился в небо закопчеными ровными зубами. В судорожно сжавшихся пальцах все еще блестело зеркальце.
Марид удовлетворенно заглянул в провалы выжженных глаз, ярко вспыхнул радостью – и улетучился прочь.
Где-то неподалеку послышался короткий лай лисицы. Звери чувствовали запах смерти и не собирались уступать муравьям и коршунам добычу.
* * *
Диар-Бекр, лагерь войск Тарика
Под деревянным полом террасы качалась вода, с шумом поплескивала о сваи. От мутного, заросшего водорослями ложа реки поднимался густой запах тины.
Темная глубина начиналась совсем близко от края настила. Над стоячей зеленоватой водой широкого омута слюденисто дрожали стрекозы. Чуть дальше от берега, где Большой Заб начинал течь быстрее, качались лодки – то ли рыбаков, то ли любопытствующих.
Нерегиль опустил в воду кисть и поболтал пальцами. На ярком солнце поверхность вспыхивала змейками, текла черными извивами. Руки коснулось склизкое и скользкое, протянуло вдоль запястья упругими листиками – водоросль.
Брезгливо сморщившись, Тарег вытащил руку из воды.
– Как ладонь? – тихо поинтересовался Имруулькайс.
– У меня полно времени до конца лета, – прижмурился на бликующую воду нерегиль.
