– Х-хватит… Тебе хватит, пусти-иии…
– Ну-ну-ну…
Лаонец на глазах обмякал, словно с кровью из него уходили жизненные силы. Посеревшие губы шептали:
– Пусти-ииии…
Сосудик почти наполнился, когда от берега вдруг послышалось влажное хлесткое шлепанье. И следом – пронзительный, согласный вопль ужаса. Хруст и нечеловеческий визг – словно кого-то рвали в клочья. Крики перекрыл рев. Тоже нечеловеческий. Не слышный обычным людям. Аждахак торжествовал победу над глупостью, страхом и беспомощностью смертных.
– Хорошо, – с сожалением пробормотал Фазлуи, отпустил сумеречника и распрямился, запечатывая сосуд плотной деревянной пробкой.
Иорвет молча упал на бок.
Маг спрятал колбочку за пазуху и покрутил на пальце кольцо с бирюзой.
– Ну что ж, Яман, пойдем. Наша очередь выполнять уговор.
И неспешно похромал со двора.
Из прихожей все-таки выскочила заплаканная Арва – босая и без покрывала:
– Господин Якзан! Господин Якзан! Вы живы?!
Новая волна крика со стороны берега заставила ее подскочить на месте.
Ситт-Зубейда отодвинула бестолковую мединку в сторону.
Мансур молча передал ей кинжал, оставшись с кухонным ножом. Они в четыре руки принялись освобождать спутанного Иорвета.
– Иди к ребенку, покорми его.
Рев нарастал, и Арва, хоть и не могла его слышать, вся дрожала.
– Иди покорми ребенка, бестолочь, – раздраженно повторила Ситт-Зубейда.
Крики на берегу гасли – и вдруг взметнулись с новой силой. Над приоткрытыми воротами и оградой ярко полыхнуло. Арва тоненько взвыла и упятилась в дом.
От реки донесся явственный запах горелого мяса.
В комнатах послышались причитания женщин:
– Всевышни-иииииий! Ты оставил нас, ооооо!..
Лаонец застонал, уселся поудобнее и принялся разминать запястья.
– Что за уговор ты заключил с этим язычником? – мрачно поинтересовалась Ситт-Зубейда, отбрасывая в сторону обрывки веревок.
– Поменяться, – сквозь зубы процедил лаонец. – Он выпускает из перстня своего марида, я отдаю Силу. Он чуть не выдоил меня вконец, подлый старый хорек…
– Что творится на берегу? – хмуро спросила Ситт-Зубейда.
Зарево медленно затухало, набухая дымной тучей.
– Марид подрался с аждахаком, – слабым голосом пояснил Якзан и чихнул. – И, естественно, победил.
– Откуда там взялся аждахак, во имя Милостивого?
– Из реки…
– Что?! А где Мараджил и ее воины?
Лаонец поднял на нее большие желтые глаза. Ситт-Зубейда сглотнула.
Якзан слабо улыбнулся:
– Змей шел за ней давно. Теперь настал его час. Нельзя нарушать законы гостеприимства, нельзя убивать тех, с кем делил хлеб, воду и огонь. А госпожа Мараджил велела убить семью рыбака. Не стоило ей отдавать этот приказ, она осталась беззащитной перед змеем, и змей этим воспользовался. Иногда возмездие настигает вас, смертных, еще в этой жизни…
Ситт-Зубейда молча поднялась и пошла к воротам, не обращая внимания на жалобные вскрики детей и старой Зайнаб.
И что же она увидела…
Над местом, где глаза привычно находили деревянные мостки, клубился дым. Мостки выгорели дотла, словно сухой камыш в поле.
Осознав, что торчащие повсюду из земли черные обрубки – это не корни и не стебли травы, Ситт-Зубейда перегнулась и извергла из себя съеденное.
Занавесив рукавом абайи нос и рот, она поплелась обратно. Во рту смердил вкус желчи и рвоты. Вонь горелой человеческой плоти пропитала кожу, одежду и волосы. Из глаз, оказывается, текли слезы.
Якзан сидел на ступеньках крыльца, все так же растирая кроваво-фиолетовые запястья. Ситт-Зубейда села рядом и запустила пальцы в волосы: оказывается, она выбежала за ворота без покрывала.
– Где семья рыбака?.. На острове? – вдруг поинтересовалась Зубейда.
Лаонец молча покивал мокрой облипшей головой.
– Куда же нам теперь идти… – подивилась в смрадный воздух она.
– Навстречу халифу, – устало отозвался Якзан.
– Но… путь лежит мимо столицы… Там же Ибрахим?
– Ненадолго, – отмахнулся ладонью сумеречник и поплелся к колодцу – напиться.
– Где Фазлуи?
Якзан равнодушно отмахнулся: какая, мол, разница, мы его больше не встретим.
– А что ты видишь в будущем? – с дрожью в голосе спросила Ситт-Зубейда.
– Оно еще не определено, – мрачно ответил лаонец и отвернулся.
