– Чем больше Силы, тем больше боли, – пробормотал джинн.
– Там, откуда я родом, рассказывают легенду о русалочке, – усмехнулся Тарег. – Она влюбилась в человека и попросила морскую колдунью изменить ее облик. Ей захотелось обзавестись парой стройных ножек…
Кот настороженно поднял уши:
– И?..
– Русалочка обменяла красивый чешуйчатый хвост на пару приятных смертному глазу конечностей. Но каждый шаг причинял ей невыносимую боль. А люди смотрели и говорили: ах, какая легкая походка! Эта девушка словно не касается земли! А русалке просто было очень больно.
– Это ты к чему, Полдореа? – мрачно поинтересовался джинн.
– К тому, что за все, Имру, нужно платить. Два последних года Сила не баловала меня посещениями, и в ту самую ночь я отделывался легкими царапинами. В этот раз, я полагаю, все будет иначе. Однако, я думаю, что Сила стоит болей русалочки.
– Она заполучила своего смертного?
– Нет. Он предпочел ей другую, бедняжка зачахла и после смерти превратилась в пену.
– Тьфу, ну и сказочки у вас рассказывают…
– А это не сказка, Имруулькайс. Это правда жизни. Ты хотел мне что-то сказать?
– Затея Меамори удалась. Он здесь, ждет приказа и скребется в дверь, как голодная кошка.
– Зови сюда, пусть не мяучит.
Меамори но-Нейи обладал отменными манерами и потому начал кланяться от самого входа на террасу.
Поглядев на обтянутую шелком спину аураннца, Тарег тоже вспомнил о манерах и благосклонно кивнул:
– Приблизься.
Меамори, не поднимаясь с колен, приблизился – примерно на шаг.
– Не будем затягивать приветственные церемонии. – Тарег почему-то решил, что такие слова помогут быстрее услышать от аураннца новости.
Возможно, это помогло, потому что всего через несколько поклонов но-Нейи действительно разродился известиями:
– У нас все получилось, Тарег-сама. Глава охраны привез харим принца Ибрахима прямо к нам в руки. Правда, этот смертный повел себя, как и подобает смертному, – подло и вероломно. Берберский наглец теперь требует отвесить не три, как договаривались, а пять тысяч золотых динаров.
– Где его подопечные?
– Наглец их прячет в караван-сарае у Ибрахимова вольноотпущенника. Здесь, в соседнем квартале.
– Они о чем-либо догадываются?
– Нет, Тарег-сама. Женщины и дети уверены, что их вскоре вывезут в Хулван.
– Очень хорошо. Ну что ж, пять тысяч, так пять тысяч. Где он, этот бербер?
– Пусть Тарег-сама простит этого ничтожного, но есть еще одна новость.
– Какая? – удивленно поднял бровь нерегиль.
– Фирман от халифа, – коротко проговорил Меамори и быстро упал лицом на ладони.
На террасе повисло молчание. В золотистом мареве над омутом хрустально дрожали стрекозы.
– Вот как… – пробормотал, наконец, Тарег.
– Гонец ждет в передней, – тихо сказал аураннец. – Говорит, что не может передать грамоту мне в руки.
– Ага, – потер кончик носа нерегиль.
– Смотри-ка, наш халиф учится на ошибках, – захихикал джинн и мягко выпрыгнул из корзины.
Застывший в поклоне Меамори не выдержал и хихикнул тоже.
Предыдущий фирман застал Тарега на подходе к Мешхеду. Как и ожидалось, в фирмане аль-Мамун строжайше запрещал отклоняться от дороги на столицу и приказывал оставить город зайядитских святынь в покое. Нерегиль об этом узнал после штурма. Ибо перед взятием города Тарег сломал печати на свитке, почтительно его поцеловал – и передал Меамори. Для внимательного чтения про себя. Аураннец, ознакомившись с содержанием халифского приказа, посмотрел на князя и отрицательно покачал головой. После чего бумагу скормили гонцу – правда, из соображений милосердия предварительно отрезали шнур с обломками сургуча, разорвали фирман в клочки и размешали в чашке с вином. Войска сожгли Мешхед дотла, пощадив лишь масджид имама Резы, как теперь называли в этих краях давно почившего Али ар-Рида. Любуясь на пожарище, Тарег почтительнейше – и с наивысшим тщанием выводя буквы – отписал халифу, что его приказ, увы, запоздал.
Похоже было, что вручение нынешнего фирмана аль-Мамун решил обставить с особыми предосторожностями.
– Ну-ну… – процедил Тарег, встал и направился к выходу.
Радостно задрав хвост, джинн заперебирал лапами следом.
